«Я не хочу, чтобы в Ровно была Россия. Я хочу, чтобы там был квітень, а не апрель…»
«Я приехала в Прагу в мае. Детей забрала позже, когда в нашем городе обстреляли стратегические объекты, пропал интернет, отопление. Война, конечно, коснулась всех», – рассказывает учительница из Ровно Юлия Мельник. Вместе с двумя детьми она нашла пристанище в пражском общежитии для беженцев. В Чехию Юлия приехала с одной единственной целью – спасти жизни детей.
За полгода до аннексии Юлия переехал в Крым. Ее семья отказалась от оформления российского паспорта, и когда ситуация стала невыносимой, вернулась в Ровно. Это произошло в 2021-году. А в 2022-м началась война.
– Я приехала в Крым за полгода до того, как его присоединили к России. Пока он принадлежал Украине, мы жили тихо, спокойно. Но уснули в Украине, проснулись в России. Я жила в Алупке. Там не было никаких «зеленых человечков», ни крови, ни смертей. Более-менее нормальная жизнь. Российские паспорта давали не всем гражданам Украины, а только тем, кто прожил в Крыму больше года и подавал в суд специальные документы. Наша семья отказалась оформлять российское гражданство, мы остались с украинскими паспортами. Полгода ходили в УФМС, сдавали платные экзамены, чтобы жить в Крыму. Условия ужесточились, нам было тяжело.
– Каким образом выдавали российские паспорта? Люди их сами брали или их принуждали оформлять документы? Вы отказались и согласились каждые полгода проходить через эти административные жернова?
– Люди с крымской пропиской вынуждены были взять паспорта, потому что у них все к этому документу привязано: жилье, банковские счета. Люди с украинской, а не крымской пропиской могли сделать выбор (как сделали мы). Те, кто долго в Крыму жил, подавали заявление в суд и получали паспорта по желанию. Никто никого не заставлял.
– А вы жили там всей семьей?
– Мы жили со старшим ребенком. В 2017 году в Ялте у нас родился второй ребенок, после чего в 2021 году мы переехали в Ровно.
– Что послужило толчком для выезда из Крыма? Последней каплей, скажем так?
– Во-первых, в Ровно у нас свое жилье, а в Ялте мы снимали квартиру. Во-вторых, условия жизни после присоединения Крыма к России стали не очень. И сейчас, находясь в Чехии, я не могу себе представить, как это — вернуться жить в Ровно. Там тот же кошмар, который был в Ялте. Я не хочу, чтобы в Ровно была Россия. Я хочу, чтобы там был «березень», а не март, «квiтень», а не апрель...
В Крыму у нас парнишку посадили в тюрьму за то, что он просто сделал репост в фейсбуке. Я знаю не понаслышке, что такое ФСБ. Не буду об этом распространяться. Я знаю жизнь при российской власти. Нам нужно будет набираться сил и что-то с этим делать. Жизнь в «российском» Ровно для меня нереальна. Надеюсь, что наша Украина останется Украиной.
– Вы достаточно долго прожили в Крыму после его аннексии. В 2022 году война пришла в Ровно. Наверное, в первые дни вас это не затронуло, но когда произошли первые обстрелы, начался поток беженцев из особо обстреливаемых районов. Как это было?
– Я приехала в Прагу в мае. Детей забрала позже, когда в нашем городе обстреляли стратегические объекты, пропал интернет, отопление. Война, конечно, коснулась всех. Те, кто имел возможность, уехали из Западной Украины. Есть и те, кто не может этого сделать. К нам приехали из других областей. Люди стараются жить полноценной жизнью, но, к сожалению, это не у всех получается.
– Как вы выбирали, куда уезжать?
– Еще в мае, находясь в Ровно, я нашла в Праге работу и жилье, и поэтому уехала. Потом нашла школу и садик детям, прежде чем их забирать. Наша волонтер Лина скинула мне все программы, которые нужно скачать для комфортной жизни в Праге, всю нужную информацию. Я очень ей благодарна. Сейчас мои дети и я в безопасности.
– Как вы сейчас живете?
– Мы живем бесплатно в общежитии, в «Доме Добра» (общежитие для украинских беженцев в районе Праги Bohnice, на улице Mazurska, построено фотографом Павлом Оськиным в сотрудничестве с фондом Dum Dobra, который организовали Илья Фоминых и Руслан Овечко – прим. ред.). У нас прекрасные условия, есть все. Волонтеры, которые нам помогают, устроили для детей и новогоднюю елку, и праздники. На самом деле, детство детей здесь, в Доме Добра, выглядит очень здорово.
– Вы сказали, что устроили детей в чешские школу и садик. Они продолжают учиться удаленно в Украине? Ведь такая возможность существует, и многие ею пользуются.
– Старший ребенок учится в школе, младший — в садике. Младшему сначала было очень тяжело, сейчас уже полегче. Старший обязательно будет в Украине сдавать тесты.
– Про жизнь в общежитии: мы были у Павла Оськина, я знаю, о чем идет речь. Там живет около семидесяти человек, а сорок – постоянно. Никакого личного пространства. Вы говорите, что живете там с мая, это достаточно долго. Как вам удается сохранять присутствие духа? Ведб некоторые и в депрессию впадают.
– Во-первых, у нас есть психологи для тех, кто нуждается в помощи. Я не из числа таких людей, у меня все хорошо. Я сама себе сделала «прививку» в мозг: сказала себе, что не нужно волноваться. И еще: когда дома война, когда дома постоянно страшно, то те условия, что у нас сейчас — просто шикарные.
– Из четырехсот восьмидесяти или пятисот тысяч украинцев, которые были зарегистрированы в Чехии, около ста тысяч трудоустроились. С одной стороны, это много, с другой — немного; к тому же среди беженцев много детей, нетрудоспособных пожилых людей. Кем работаете вы? По специальности? Или кем придется, учитывая обстоятельства?
– К сожалению, по специальности я работать не могу, потому что я учительница. Работать на полную ставку тоже не в состоянии, поскольку у меня дети, поэтому просто подрабатываю — мою посуду. Мне это даже нравится, поскольку не нужно излишне напрягаться, учить чешский язык. Чешский достаточно сложный, и в сорок один год я не готова стать учителем здесь, не готова осваивать язык.
– Но я все равно заметил, что вы уже ориентируетесь, понимаете по-чешски, хотя и говорите, что не готовы учить язык. То есть свое будущее вы все равно связываете с Украиной, с возвращением на родину?
– Да, скорее всего, мы не останемся в Чехии. Моему старшему ребенку 14 лет, он пробыл здесь три месяца и хочет домой. Да и я хочу домой. Многие люди хотят домой. Правда, есть люди из Бахмута и Мариуполя, которые пока не собираются назад, поскольку им некуда ехать. Вот они — да, учат язык, ищут работу по специальности, хотят освоиться и достичь чего-то. Некоторые уже уехали из общежития, снимают жилье, встают потихоньку на ноги. Надеюсь, нам этого делать не придется.
– Надежд очень много. Помогают Украине тоже многие. Однако может случиться и так, что некоторые территории в вашей стране все-таки останутся оккупированными, и жизнь больше не вернется на старые рельсы. Ведь война — это война. Каким вы видите будущее, какую для себя и близких рисуете перспективу?
– Я думаю, что люди привыкают ко всему. Привыкнем и мы. Мы верим, что Украина победит, хотя многие не верят. Вон и президент Чехии сомневается, что наша страна до конца года победит в войне. Хотя об этом и впрямь рано говорить, никто не может знать наверняка, как все сложится. Главное, чтобы муж вернулся с войны, чтобы другие солдаты не гибли. Мне жалко и украинских, и русских солдат, я вообще не понимаю смысла этой войны. Если же станет в Украине так, как стало в Крыму, то есть на каких-то территориях будет российская власть, то людям придется получать российские паспорта, жить по российским законам и правилам и делать все для того, чтобы дети были счастливыми.
– Помните начало вторжения? Как все было в тот день?
– В Ровно мы живем у аэропорта, поэтому я прекрасно всё помню. У меня была единственная мысль: сохранить жизнь детям. Больше меня ничего интересовало. Я понимала, что это война и она надолго. Я хотела, чтобы дети куда-то уехали и не видели этого. А как уж оно дальше будет, никто не знает.
– Вашего мужа призвали в регулярную армию или он в территориальной обороне?
– Он уже на войне. В мае его забрали в военкомат. Сейчас он полноценно воюет и защищает наши земли, чтобы его дети поскорее вернулись домой.
– Вокруг вас много пострадавших? Кто-то, возможно, погиб?
– Среди моих знакомых таких мало. Сосед один, молодой мальчик, подорвался на мине в Донецке. В честь него назвали нашу улицу в Ровно. В Одессе рассказывали про одну девочку, которая все это время была в Польше, но ей очень хотелось домой. Она вернулась. И вот, когда в Одессе случился обстрел, она погибла. Этой историей нас стращают постоянно: дескать, не нужно сейчас ехать домой, сейчас вы в безопасности. И действительно, это так. Из Мариуполя есть знакомые девочки, живут сейчас с нами, так их родители поддерживают Россию, довольны происходящим, ругаются с дочками. Ситуации разные, люди разные.
– У вас такого в семье нет?
– У нас нет родственников в России и, надеюсь, не будет. Россиян мы не признаем, но с друзьями, которые остались в Крыму общаемся нейтрально, говорим о жизни. У нас там кумовья остались. Конечно, они отстаивают свою точку зрения, мы свою, но все равно стараемся сохранять человеческие отношения. В Крыму очень много людей поддерживает Россию.
– Как вы это оцениваете? Это потому, что они всегда ощущали себя русскими, или это некая попытка приспособиться, вариант защиты?
– Вначале я думала, что они в этом видели для себя шанс на лучшую жизнь. Бежали ведь многие на референдум. Но прошли года, и многие поменяли свое мнение.
– Бежали голосовать за Россию?
– Да. Я работала в тот момент на заправке и подменяла всех: уборщицу, начальницу, кассира, оператора, потому что все бегали голосовать.
– Этот референдум по Крыму в Европе вообще не был принят, потому что под дулами автоматов никто не голосует и законных референдумов не устраивает. А как вы это видели?
– Да, думаю, что это было давление, но правду мы вряд ли когда-то узнаем.
– Как вы оцениваете, большинство населения Крыма тогда было за Россию или все же против?
На тот момент я успела прожить в Крыму полгода. Из тех людей, кого я знала, большинство было искренне за Россию. Они все бежали на голосование. Сейчас эти люди придерживаются другого мнения.
– А почему они свое мнение изменили, как вам кажется?
– Ожесточились. Многие сдавали свое жилье, имели туристический бизнес, но тут Россия начала диктовать свои условия. Помню, как мамочки в больницах снимали видеообращения к Владимиру Путину, призывая сделать ремонт — на это никто не реагировал. Начали парки вырубать, вводить штрафы, налоги, усложнили условия для предпринимателей. Люди не были к такому готовы и разочаровались. Много было несправедливости. Я это знаю, как никто другой, поскольку жила там восемь лет при российской власти и все видела.
– Ваше первое мнение о Путине?
– Первое мнение о Путине было хорошее. Помню, смотрели телевизор, когда уже Крым стал российским. Рассказывалось о какой-то авиакатастрофе, семьях погибших пилотов. Путин общался с женами и детьми погибших, детям дарили подарки, а я тогда думала: «Вот это президент!» У нас на тот момент у власти не было сильного человека, это вот сейчас Зеленский появился, на которого мы возлагаем большие надежды и верим, что он нас не подведет, выиграет эту тяжелую войну.
Прошло время. Живя при российской власти, я стала лучше понимать, кто такой Путин, и что значит Россия, и потому я так категорически против того, чтобы жить в «российском» Ровно.
– Вот вы сказали, что в Украине были слабые президенты. И вдруг — Зеленский, от которого мало кто ожидал такой отваги. Артист, КВНщик, "клоун", как его называли. Каким вы его видели до начала войны?
– Но он ведь юрист по образованию. Конечно, он был артистом, но это не мешало ему, по-видимому, готовиться стать президентом. Он молодец, сильный президент. Ему помогают, советуют, пишут тексты, но это нормально.
– То есть за этот год с начала войны он вас не разочаровал?
– Не разочаровал. Я всегда была хорошего мнения о своем президенте. Да так и должно быть. Кто бы это ни был, мы должны уважать мнение президента. Мы — простые люди, мы не можем отменить законы, мы должны быть послушными гражданами своего государства.
– Ваше отношение к россиянам в целом, каково оно на сегодняшний день? В этой ситуации, когда Россия атакует вашу родную страну? Вы вините политиков или и простой народ тоже?
– Я не могу на народ обижаться. Если бы мы с мужем с детства жили в Крыму, у нас была бы крымская прописка, то на сегодняшний день мы были бы такими же россиянами. Людей нельзя судить, люди не виноваты. В Буче было много жестокости, которую продемонстрировали солдаты. Насиловали мужчин, детей, издевались над женщинами. Зачем это было делать? Позор же. Воровали и воруют до сих пор. Да, это плохо. Но ведь это тоже чьи-то мужья, сыновья. Политики виноваты, полагаю.
Везде есть жестокие ребята. И у нас тоже. Но я всех людей люблю. И я не хочу русских людей «стереть с лица земли», это неправильно.
– Многие люди говорят: «Почему же россияне не протестуют против правительства Путина?» И вы говорили о том, что могли бы теоретически быть в Крыму россиянкой. И вот ваша страна начинает войну против ближайшего соседа. Что бы вы сделали? Вышли бы протестовать?
– Но вы же видите, что в России нет смысла этого делать — всех сразу забирают в тюрьму. Только поднял плакат — на тебя сразу бросаются и запирают за решетку. Нет смысла протестовать, даже если «выйдут миллионы». Всех расставят по своим местам, и полиции, уверена, для этого хватит. Вон сколько солдат погибло российских, а в России все тихо. Там население покорное. Молятся они там на Путина что ли?..
