Ян Гус, или О жертве, правде и реформе орфографии
Шестое июля в Чехии отмечается День памяти Яна Гуса. Об известном проповеднике, мыслителе и церковном реформаторе, который за верность своим идеям поплатился жизнью, мы вам уже рассказывали много раз. Казалось бы, уже нечего добавлять. Всё было сказано. Когда я начала готовить материалы для сегодняшней передачи, вновь листала исторические книги и биографии, посвящённые личности Яна Гуса, вдруг в моей мысли засели два понятия, которые непосредственно касаются Гуса, и над которыми мне приходилось вновь задумываться. Это понятие жертвы и правды.
«Жертва Яна Гуса и жертва Иисуса Христа. Это сравнение требовало бы более широкого анализа, так как сначала надо определить, что это такое - жертва. Здесь можно поговорить о недостаточности нашего словаря, который под понятием жертвы подразумевает и сознательное стремление человека совершить такой поступок, которым он спас бы других людей, и человека, которого скверно убил какой-то убийца. Из-за недостатка терминологии мы оба эти случая называем жертвой. Например, жертва автоаварии. Это нелепость - никто не был пожертвован, а просто кого-то убили. Жертва - это религиозное понятие, которое всегда заключало в себе идею замещения. Чтобы другие не поплатились, поплачусь я. Я позволю себя убить, чтобы другим была сохранена жизнь. И я бы сказал, что Ян Гус находится где-то на полпути между этими двумя определениями. Но скорее я склоняюсь к тому, что сожжение Яна Гуса было судебным убийством его времени. Его приговорили к смертной казни на основе очень хилых доказательств, скверной судебной процедуры, ему были приписаны высказывания, которые он никогда не произнёс, ему не было позволено объяснить то, что было двузначное, в его утверждениях. Кажется, что это был такой небрежный, испорченный процесс, так как Гус им мешал».
Напомним, что собор в Констанце, где обсуждалось дело Яна Гуса, занимался более важными вопросами с церковной точки зрения. Главное, что этот собор должен был разрешить, это был раскол западной церкви. В то время существовали два папы: римский Грегор VII и авиньонский Венедикт XIII, к которым присоединился ещё третий - сначала Александр V, и после его скорой смерти Ян XXIII. Кроме того, решался вопрос, у кого больший авторитет - у церковного собора, или у папы? Значит, дело Яна Гуса находилось лишь на заднем плане. Как считает Милош Рейхрт, если бы Ян Гус в то время произнёс какое-то извинительное заявление, о котором через некоторое время все бы забыли, вероятно, всё могло закончиться спокойно. Но он постоянно настаивал на том, что хочет выступить и доказать, что его аргументы правильны, поскольку выходят из Библии. Но церковный собор это в принципе не интересовало. Они хотели от него избавиться.
«Значит, я бы сказал, что эта смертная казнь была судебным убийством Яна Гуса. Но, с другой стороны, его смерть была другими людьми воспринята как вызов и, таким образом, она тоже стала жертвой за других людей, чтобы они не должны были жить в какой-то мыслительной, теологической, догматической диктатуре».
Ян Гус иногда воспринимается, как символ правды, борьбы за правду. По Вашему мнению, какой силой обладает в сегодняшнее время именно этот моральный аспект? Насколько понятие правды становится приоритетом для современного человека?
«Я с Вами согласен в том, что слово «правда» в разных эпохах имело разную насущность, остроту. Ян Гус это слово часто использовал: «Дорогой христианин, держись правды, отстаивай правду, говори правду, защищай правду до самой смерти!» - говорил он. Значит, правда для Гуса была категорией, которая человека целиком ангажировала, до той степени, что речь шла даже о жизни и смерти. Это восприятие было всегда настоятельным, выразительным в те времена, когда люди жили в угнетении, когда власть - или политическая или церковная - присваивала себе право решать, что является правдой, что люди должны понимать как правду. В такой момент, пример Гуса, человека, который отстаивал своё мнение, выдержал, был стойким до самой смерти, этот пример стал зажигательным. Но в эпоху идейного плюрализма, причём речь идёт не только о нашем времени, и в средневековье иногда существовали такие среды, например, в университетах, вот в такой среде плюрализма взглядов храбрый подвиг Яна Гуса был бы недооценен».Это наверно так, ведь и в настоящее время есть люди, настаивающие на своей правде, но это, зачастую, упрямцы, у которых нет охоты выслушать аргументы других. То, что они не хотят изменить свою точку зрения ни в коем случаем нельзя понимать как подвиг достойный уважения, а скорее как тупость.
«Я бы сказал, что в сегодняшнее время надо больше оценить другое. Не то, что Гус героически защищал свою правду до самой смерти, так как охота пойти на смерть сегодня потеряла своё значение из-за террористов-самоубийц, о которых мы читаем почти ежедневно. Они тоже готовы во имя своей правды лишиться жизни. Значит, это нам не нужно. То, что надо ценить у Гуса, это, наоборот, его готовность пересмотреть свои собственные взгляды, своё мышление, когда человек столкнётся с убедительными аргументами. Сегодня лучше запомнить вот эту цитату Гуса: «Каждый раз, когда я натолкнусь на мнение, которое обличит моё мнение в заблуждении, и я узнаю, что такое мнение правдивое, я с радостью покину своё нынешнее заблуждение». Именно это является призывом для сегодняшнего времени. Это желание открыться другим аргументам, и признать собственную ошибку. Готовность признать, что прав может быть кто-то другой, а не я. Это тоже является наследием Яна Гуса, особенно актуальным сегодня».
О Гусе говорится, как о реформаторе церкви, с его именем связано гуситское движение. Его учение, на протяжении времён, присваивали самые различные направления и движения, как церковные, так и политические, включая коммунистов, которые из него сделали революционера...
«Это огромная ошибка, так как Гус был, прежде всего, средневековым схоластическим теологом. Мне даже кажется неправильным его включать в число реформаторов, как Мартина Лютера, Яна Кальвина, Мартина Буцера. Он жил на одну эпоху раньше, в другом мыслительном мире. Ценность Яна Гуса заключается в том, что он многое написал и, таким образом, нам позволяет познакомиться с мышлением средневековья. Благодаря его творчеству, которое сохранилось, можно узнать, что Гус был, подобно большинству средневековых теологов, прежде всего, человеком рецептивным. Он сам не создавал какие-то свои теории. Он сравнивал, сопоставлял то, что придумали, сформулировали и написали другие. Его посредством мы можем на чешском языке познакомиться с учением святого Августина, Григория Великого, Бернара де Клерво, Яна Златоуста и других его любимых авторов. Он их часто цитирует или только пересказывает их мысли».
Ян Гус был католическим священником, но с ним больше соотносила себя евангелическая церковь. Изменились каким-то образом взаимоотношения между католиками и евангеликами после того, как папа Иоанн Павел II в 1990 году призвал к пересмотру исторического значения Яна Гуса и, в принципе, извинился именем католической церкви за осуждение Гуса к смертной казни?
«Это вопрос хорошо заданный, но на него не существует однозначного ответа. Я бы сказал, что главная причина заключается в том, что сами евангелики как-то не знают, что делать с Гусом. Его всегда представляли очень схематически, упрощённо, посредством такой народоведческой антикатолической пропаганды, как неприятеля католической церкви и, как будто, покровителя всех, кто сопротивляются папской церкви. При более тщательном исследовании человек узнаёт, что Гус был, наверное, средневековым теологом, который признавал авторитет папы, в определённой степени».
По словам Милоша Рейхрта, у Гуса было такое особое отношение к женщинам. Он их довольно боялся. Он разделял классический взгляд на женщину, как на воплощение соблазна. Он к ним относился осторожно, даже во время исповеди, он не говорил с ними слишком долго, так как они, по его мнению, могут человека обмануть. Значит, Гус испытывал страх от женского мира, в то время как Мартин Лютер, наоборот, женился на монашке, у них родилась куча детей, и они жили счастливой семейной жизнью. У Яна Гуса постоянно присутствовал страх совершения смертельного греха.
«Совершенно другое было у Мартина Лютера: «Греши смело, но ещё более смело надейся на божье милосердие!». Мне кажется, что если Мартин Лютер и Ян Гус должны были бы провести неделю вместе, то они разошлись бы, не полюбив друг друга. Евангелики, которые тщательно занимаются Гусом, приходят к выводу, что Гус был хорошим католиком. Те, кто его осудили, были плохими католиками, и они осудили хорошего католика. Нельзя сказать, что католики осудили евангелика, тогда евангеликов ещё не было. Парадоксально, в Чехии сейчас Гусом занимаются больше всего католики, особенно патер Голечек. Евангелики от Гуса как-то тихо ушли. Это такое странное состояние».Яна Гуса часто использовали в виде оружия против всяких врагов, против австрийцев, немцев, против преданных сторонников папы римского. Как рассказывает Милош Рейхрт, коммунисты использовали Гуса даже против капиталистов, как будто Гус был каким-то утопическим борцом за бесклассовое общество, кем он никогда не был, даже наоборот.
«Но случилось, что из-за этого излишнего использования, Гус потерял свой заряд, он стал таким полинявшим, потертым, и уже никому не хочется им снова заниматься. Парадоксально, после 1989 года Ян Гус стал государственным священником. Государство решило провозгласить день его сожжения национальным праздником, что ещё более усугубило общую белиберду. У нас вдруг появился государственный священник. Почему? Что он имел общего с Чешской Республикой, с её основанием? Кроме того, праздновать, что кого-то сожгли, это тоже не слишком понятно. То, что кто-то родился - это красиво, но то, что кого-то убили, - как и в случае святого Вацлава, - по-моему, не является поводом для празднования».
Яна Гуса связывают, прежде всего, с понятиями духовными и моральными. Но его значение для чешского народа заключаются и в реформе чешской орфографии. Хотя сегодня учёные сомневаются в его авторстве этой реформы, Ян Гус, несомненно, сильно повлиял на развитие чешского языка. Он всегда предпочитал использование чешского языка латинскому, критиковал тех, кто использовали германизмы вместо чешских выражений, и в своих произведениях начал использовать диакритические знаки вместо лигатур. Именно это является одним из важнейших переломов в истории развития чешского языка. Чтобы лучше понять значение Гуса в связи с реформой чешской орфографии, мы обратились к научному сотруднику Института чешского языка Академии наук Петру Неедлому. Сначала, давайте, объясним, что это такое - диакритика, диакритический знак?
«Греческий глагол «diacrino» значит «различать», от него производится прилагательное «diacriticos» - подходящий для различения. Значит, диакритическая орфография - это такая орфография, которая различает звуки при помощи различающих диакритических знаков. Это правописание не свойственно чешскому языку с самого начала. Оно появилось где-то в начале 15 века. До этого в чешском правописании для различения специальных, сугубо чешских звуков использовалось сочетание уже существующих латинских букв алфавита, так называемые лигатуры. Речь идёт о древнечешской лигатурной орфографии».
Как нам объяснил доктор Петр Неедлы, невыгода такого правописания заключалась в том, что для записи одного звука можно было использовать комбинации различных букв. Всё зависело от писаря, какие правила он установил. Например, звук «ц» можно было записать или при помощи латинской буквы «c», или сдвоенной буквы «c» - то есть «cc», или комбинацией «c» и «z». Но подобная комбинация в другом тексте могла означать звук «ч». Сам звук «ч» встречался в других текстах, как «c» и «s», или «c» и «i», или даже самостоятельное «c». Из этого вытекает, что древнечешские тексты были, зачастую, неясными и непонятными. И до сих пор учёные иногда затрудняются, как их надо правильно читать.
«Следующей проблемой было то, что чешский язык различает долгие и короткие гласные, что латинский алфавит не позволяет различать. Иногда писари означали длину гласного при помощи его удвоения, но, чаще всего, длина гласных в текстах не означалась. Большую новинку представляло предложение, которое появилось около 1410 года в латинском трактате «De ortographia Bohemica» - «О чешской орфографии». Раньше предполагалось, что его автором является Ян Гус. Сегодня мы в этом уже не столь уверены, но фактом остаётся, что интерес Гуса к культурному языку общеизвестен. В данном трактате предлагалось означать длину гласных при помощи специального знака над буквой, который означался как «virgula gratilis» - «хрупкая чёрточка». Автор трактата также предложил избавиться от лигатур и вместо них использовать знак «punctus rotundus» - «круглая или закруглённая точка». Этот знак должен был обозначать мягкие согласные ч, ж, ш, ть. Только у согласного л автор предлагал и его твёрдый вариант, который, в отличие от польского языка, в чешском уже не существует».
Уже раньше, в некоторых древнечешских текстах, можно встретиться с некоторыми зародышами диакритических знаков. Но только автор вышеназванного трактата ввёл правила и порядок в систему записывания гласных. Это правописание постепенно заимствовали и другие авторы. Его преимущество заключалось в однозначности, а также экономности, что позже оценили, прежде всего, печатники.Интересно, как из круглого знака, означающего мягкие согласные, возникла сегодняшняя «птичка» или «галочка».
«Когда писарь должен был записывать быстро, не всегда ему удалось сделать красивую, отчётливую точку над буквой. Иногда получалась извилина, которая со временем переменилась в сегодняшнюю «птичку»».
Несмотря на все свои выгоды, диакритическая орфография не стала использоваться сразу и без исключений.
«Более последовательно её стал использовать орден «чешских братьев», но ещё в гуманистической литературе и в текстах эпохи барокко можно встречаться с лигатурами. Особенно двойное «ss», означающее звук «ш», являлось самым прочным, оно использовалось ещё в 19 веке».
Несмотря на то, что сегодня учёные сомневаются в том, что автором реформы чешской орфографии был именно Ян Гус, он, бесспорно, был очень близок этой теории.
«Он является, несомненно, автором произведения, которое сегодня означаем как «Алфавит». В нём перечислены все чешские звуки и у каждого из них написано слово, начинающее данным звуком. Слова вместе создают простой текст, с помощью которого можно было легче запомнить порядок букв алфавита. Именно в этом списке различаются мягкие и твёрдые согласные при помощи диакритических знаков».
Мы всё говорим о диакритических знаках, о точке и чёрточке, но я помню, что в школе нас учили, что Ян Гус является автором терминов «nabodenicko kratke» «nabodenicko dluhe». Этих названий Вы пока не коснулись...«Это потому, что произведение «De ortographia Bohemica» написано на латыни, а не на древнечешском языке. Слово «набоденичко» в древнечешском языке существует, но не у Гуса. Можно его найти в двух древнечешских библиях, которые означаются по месту своего нахождения, как «Библия шафгауская» и «Библия нымбуркская». В заключении этих двух библий написано интересное приложение о переводе библейского текста и о его правописании. Предполагается, что редакцией данного перевода занимался именно Ян Гус и вполне возможно, что он является автором этого приложения. Именно в этом тексте встречаются понятия «набоденичко долгое», обозначающее чёрточку над гласным, и «набоденичо короткое», которое представляет сегодняшнее обозначение короткого «i».
В заключение, давайте послушаем оригинальный древнечешский текст, отрывок из приложения к вышеназванным библиям.
«Знай, ты, кто читаешь в этой библии, где найдёшь над «и» короткое «набоденичко», что это слово надо произносить быстро, как, например, «miesto», на латыни «civitas», а где находится «набоденичко» долгое, это слово надо читать удлинённо, как «miesto», на латыни «locus»».
Эта цитата завершила нашу программу, посвящённую чешскому проповеднику и мыслителю Яну Гусу. Нашими милыми гостями были евангелический священник Милош Рейхрт и сотрудник Института Чешского языка Академии наук, доктор философии Петр Неедлы.