Чешский след на Русской зоологической станции в Виллафранке
Сегодня главной героиней нашей исторической рубрики станет океанографическая обсерватория при парижском университете Марии и Пьера Кюри. Какое отношение к Чехии имеет обсерватория, спросите вы. Имеет, да еще какое. Более того, ее история тесно переплетается с судьбами русской эмиграции в Чехословакии.
«Судьбой виллафранковской станции традиционно интересуются многие историки в связи с драматичностью и необыкновенной противоречивостью событий, произошедших на станции в 1920-1930-е годы. После октябрьских событий станция не могла остаться русским учреждением, она попадала под секвестр. Виллафранковской станции необыкновенно повезло, потому что в 1921 году ученые-эмигранты Парижа и Праги объединились в Попечительский комитет, чтобы защитить права и обеспечить финансирование на продолжение работы русской станции. Она была необыкновенно популярна в 1919-1920 годы, на ней работали звезды зоологии, биологии и протистологии всего мира, не только России. Она занимала второе место после знаменитой неаполитанской станции».
«Новиков очень быстро сделал карьеру и вошел в академический истеблишмент Чехии. Он стал членом чешского Зоологического общества, Королевского научного общества, организовал в РНУ семинар своего имени – там работало 25 потрясающих по своей квалификации ученых-зоологов, чьи имена потом узнал весь мир. Станция в Виллафранке была нужна, прежде всего, ученым-зоологам, членам семинара Новикова. Новиков прекрасно понимал, что станция станет единственной бесплатной территорией, на которой смогут работать беженцы из России. Авторитет Новикова и его прекрасная способность осваивать языки помогли ввести в Попечительский совет станции крупнейшие научные силы Чехословакии – Богумила Немца, ректора Карлова университета, Бажанта, ректора Технического университета, и Бабака – ректора университета Брно».
По сути, только благодаря Чехословацкой академии наук сотрудники русской станции смогли продолжить свою исследовательскую деятельность, рассказывает Татьяна Ульянкина.
«АН арендовала 12 рабочих мест на станции для своих ученых, а ведь даже Россия в лучшие свои годы не арендовала более 4 мест ни на одной международной станции. Аренда предполагала достаточно солидное финансирование. Кроме того, благодаря Богумилу Немцу для станции была куплена моторная лодка, украденная во время Первой мировой войны: без лодки сбор зоологического материала вдали от берега был невозможен. Немец также подключил выдающихся ученых Чехословакии к благотворительности в пользу станции. Стабильное финансирование в течение 7 лет со стороны Чехословакии (деньги предоставлялись в рамках акции Масарика) буквально поставило на ноги станцию, еле дышавшую после 1917 года. На нее начали приезжать ученые со всего мира».
«Трегубову нужно было собрать компромат против станции. За спиной у Попечительского комитета он начал вести переговоры о передаче станции и инициировал судебное постановление о секвестре – административном патронаже станции со стороны французов».
Спасти станцию от интриг Григория Трегубова не смогли ни чешские ученые, ни сам Новиков.
«Новиков прислал на станцию своего сына, но и тот не выдержал и уехал. Трегубов перессорил всех, кого только можно. Богумил Немец несколько раз выходил с вопросом о разрыве договора о финансировании станции Чехией. И, тем не менее, этот договор действовал с 1923 по 1929 год, а после годичного перерыва – с 1931 года. Последним моментом реорганизации стал полный перевод станции под эгиду Сорбонны».
Татьяна Ульянкина написала биографию Михаила Новикова и пишет новую книгу, посвященную его переписке. И не перестает восхищаться этим выдающимся ученым.
«Он прошел с огромной семьей из четырех поколений путь от Гейдельбергского университета, который закончил Михаил Михайлович, через Государственную Думу четвертого созыва, «философский пароход», Берлин, Гейдельберг и Прагу, через Братиславу…».
«А ему было очень небезопасно оставаться. Он уехал, как и многие другие представители белой эмиграции. Это были люди, опасные для Советской России. Вы ведь знаете, что после войны 5 миллионов русских было возвращено из Европы в Россию. Новиков перешел границу с Германией и ушел в американскую зону оккупации. Он уехал в регенсбургский лагерь для перемещенных лиц вместе со своей семьей и коллегами по московскому университету. Пять лет он преподавал в Мюнхене и Регенсбурге, а потом уехал в США».
А что стало со станцией, на которой с помощью Чехословакии смогли хотя бы несколько лет спокойно поработать русские ученые?
«Русская станция жива. Сейчас это океанографическая обсерватория при университете Марии и Пьера Кюри и при Национальном научном центре. Она великолепно оборудована»,
- завершает Татьяна Ульянкина.
