Дагмар Пецкова: Я всегда злоупотребляла популярностью, чтобы продвигать малоизвестные произведения
Больше всего певица любит репетиции, а премьеры откровенно называет мучением и не может дождаться, когда все создатели постановки вновь успокаиваются, а спектакль начинает жить собственной жизнью.
– Я думаю, что подготовка и познание материала, его репитиция, отработка является самым самым творческим периодом для артиста, а потом наступает черед этих страшных премьер. Лишь после второго представления произведение начинает жить своей собственной жизнью. Подчас это хорошо, так как артист, наконец, находит себя, начинает развивать свою линию, закрепляет то, что было отрепитировано, и все задействованные в представлении люди вновь начинают уважать и любить друг друга.
– Почему Вы называете премьеры страшными? Дело в стрессе?
– Конечно, стресс играет значительную роль. Иногда до и во время премьеры артисту не удается расслабиться, показать все, на что он способен. Плюс, как известно, существуют те, кто всегда критикует вашу работу, те, кто знает, как нужно было спеть или сыграть – это всегда борьба двух фронтов. Мне кажется, что мы и критики должны действовать заодно, помогать друг другу, а не наоборот.
Дагмар Пецкова – одна из самых известных чешских оперных певиц, чье имя хорошо знают за пределами родной страны.
Родилась оперная дива 4 апреля 1961 года в небольшом городке Медлешице, ныне часть города Хрудим. С самого раннего детства Дагмар Пецкова любила музыку и каждую свободную минуту посвящала пению. Поэтому вопрос о выборе профессии был для нее темой решенной.
После окончания Пражской консерватории (в чешской системе образования является учебным заведением средней ступени) Дагмар Пецкова поступила в вуз в Дрездене по классу оперного пения. Практически сразу после выпускных экзаменов она получила ангажемент в Дрезденской и Берлинской государственных операх. Кроме того, почти сразу стали поступать предложения о сотрудничестве из всех крупных мировых театров (Штутгарт, Женева, Мюнхен, Сан-Франциско, Париж, Барселона и многих других), включая Лондонскую Королевскую оперу Ковент-Гарден.
Вскоре Дагмар Пецкова поняла, что ей неинтересен ангажемент в одном конкретном театре. Она перешла на другой тип работы, не совсем привычный в театральных кругах - соглашалась на роль в конкретном спектакле в конкретных театрах. Таким образом ей удалось сменить огромное количество ролей и подмостков во всех театрах мира. Она выступала на сценах Вены, Мадрида, Лондона, Токио, Цюриха, Монреаля, Москвы и многих других городов. Также она пела в Карнеги-холл в Нью-Йорке. В последние годы Дагмар Пецкова сократила участие в оперных спектаклях и отдает предпочтение сольным концертам.
– Ваша последняя работа – роль в опере Курта Вайля (26 ноября 2021 г., пражская «Государственная опера»), которого нельзя назвать частым гостем на чешских сценах. Что интереснее лично для Вас – играть в итальянских операх, которые проходят чуть ли не каждый вечер и которые могут обеспечить артисту популярность, или продолжать поиски и самореализовываться в менее известных проектах?
– Я всегда злоупотребляла своей популярностью, которую приобрела благодаря «Кармен» и другим произведениям, чтобы привлечь зрителей к проектам, которые не слишком известны в Чехии. К ним относятся и работы Курта Вайля, особенно балет «Семь смертных грехов», созданный в Париже по заказу Театра Елисейских полей – Théâtre des Champs-Élysées в 1933 году, ставший последней крупной работой дуэта Курт Вайль – Бертольд Брехт. В Чехии его поставили всего один раз, хотя за рубежом к нему режиссеры возвращаются постоянно, в том числе в Париже, Штутгарте, Гамбурге. Новый проект Musica non grata художественного директора Оперы Национального театра и Пражской оперы Пер-Бой Хансена потому и блестящий, так как благодаря ему в Чехии ставятся малоизвестные в стране произведения. Речь идет и о работах композиторов еврейско-немецкого происхождения, которые сочиняли музыку, дирижировали, работали в театрах в межвоенный период. Очень важно возродить эту культуру, чтобы мы понимали, как формировался наш менталитет, образ мышления, откуда он происходит. А пришел он с Запада, это не славянская ментальность, которая со времен распада Австро-Венгрии пытается закрепиться в нашей стране. Слава Богу, что славянская ментальность не настолько сильная, чтобы полностью подавить еврейско-немецкую ментальность.
Считаете ли Вы, что чешская публика более консервативна, чем западо-европейская?
– Изучая реакцию, например, на Вайля, могу сказать, что зрители от него просто без ума. Реакция людей диаметрально противоположная той, что высказывают так называемые мейнстримовские профессиональные критики. Обычные зрители не просто с восторгом следят за представлением, они понимают, о чем идет речь. А постановки того же Курта Вайля довольно сложные, ведь там и оригинальные танцы, и пение, и выполненная в необычном стиле сцена и т.д. Тем не менее, многие говорят, что с удовольствием придут снова.
– Тем не менее, в чешской культурной среде живо представление о том, что, в частности, Леош Яначек – сложный автор, на которого не стоит ходить и разбираться в его творчестве.
– К сожалению, это следствие происходившего в 50-е гг. прошлого века и особенно деятельности г-на Неедлы, внедрившего эти стереотипы, по которым учились в школах. Я удивлена, насколько живы подобные представления. За рубежом, например, Яначек воспринимается более позитивно. Для меня он феноменальный композитор мирового масштаба. Жаль, что в нашей стране популяризация его творчества находится на низком уровне.
– Считаете ли Вы, что в Чехии другое отношение к постановочному процессу, чем в Западной Европе или США?
– Я бы не ставила в пример Америку, где очень консервативное отношение к данному вопросу. Думаю, что Европа в этом смысле находится на шаг впереди. Я, в свою очередь, была воспитана в традиции немецкого музыкального театра и Рут Бергхаус, муж которой был близким другом Бертольда Брехта. Вспоминаю, как после одной из экспериментальных постановок в 1988 году меня останавливали поклонники оперы на улице и высказывали свое недовольство тем, что мы делали. Так что консерватизмом меня не удивишь, за 40 лет карьеры я пережила многое. Конечно, в Чехии люди только привыкают к новому, экспериментальному. В то же время многое зависит от работы режиссера, которая может быть удачной или не очень. И я сталкивалась с режиссерами, которые даже не знали нот, а произведения ставили инстинктивно или под CD-диски. Лучше всего, когда режиссер знает и понимает музыку, а не ориентируется лишь на актерские способности. Музыка – это база, режиссер ее должен знать и понимать. Сегодня, к сожалению, чтобы популяризировать произведения, их постановку доверяют тем, кто не имеет ничего общего с музыкой.
– То есть вы не против оригинальных постановок? Где-то слышал, что в Мадриде поставили «Русалку», в которой она изображена со сломанной ногой...
– Такая интерпретация, конечно, оскорбляет чехов. Я слышала, что когда «Русалку» сыграла афроамериканская актриса, то зрители на Facebookе выступили резко против. Непонимание, конечно, существует. С другой стороны, каждая постановка, по крайней мере, должна передавать основную идею произведения, хотя помешать режиссеру убить Хосе руками Кармен в одноименной опере из-за того, что она эмансипированная, никто, конечно, не может. Но не мне говорить об экспериментах, для этого существуют директора, худруки театров, опер, определяющим должно быть их мнение.
– Помогает ли чешским оперным исполнителям, что чешская классическая музыка известна во всем мире?
– Я сделала карьеру на немецких авторах, меня это не касается. Роли в операх, например, Леоша Яначека я получила уже в тот момент, когда заработала себе имя на Западе. Правила, что если ты чех, то будешь играть в чешских операх, а если венгр, то в венгерских, не существует. В мире огромное число польских, венгерских исполнителей, которые исполнят роль Водяного или Русалки так, что дух захватывает. Если в Париже или Гамбурге кто-то поет по-чешски «Русалку», то неправильное произношение никто и не заметит, зрителей больше интересует уровень исполнения. В Германии меня, чешку, не критиковали за возможное неправильное произношение. Удивительно, что чешские зрители в аналогичной ситуации готовы ругать за то же самое немецкую солистку...
– Есть ли у Вас любимое чешское произведение и какие работы чешских композиторов вы бы включили в программу для зарубежных слушателей?
– Как я говорила, Леош Яначек – мой любимый композитор. Катю Кабанову, Лисичку-плутовку считаю нашим «золотым» фондом, как и увертюру к «Проданной невесте». Когда я слышу их на концертах в Штутгарте или Кливленде, то на душе сразу становится тепло, а на глаза наворачиваются слезы, так как эта музыка – своего рода связь с домом, семьей, родителями. Что касается программы, то я уже драматург, так как в 2017 году основала в моем родном городе Хрудим фестиваль «Злата пецка», который проводится ежегодно. В качестве его основной темы были и «Кармен», и музыка Дворжака, и феномен Марии Каллас. В следующем году главной темой фестиваля будет Моцарт, к 2024-му готовится репертуар чешской музыки, в том числе Бедржих Сметана. Меня тронуло, насколько тепло встретили зрители фестиваль, посвященный творчеству Марии Каллас. Думаю, что со временем люди привыкнут и к Вайлю. Убеждена, что публику нужно готовить к нему, и тогда они осознают гениальность его, ведь она оказала большое влияние и на оперу, и на джаз, и даже на поп-музыку. Музыка в целом – это прекрасная вещь, люди не должны слушать только «Времена года» Вивальди или «Маленькую ночную серенаду» Моцарта, несмотря на все их великолепие. 99% музыки остается практически неизвестной, и вся она гениальная!
