Наталья Горбаневская: «Я – шовинистка русского языка»
Мы продолжим сегодня разговор с поэтессой и диссидентом, переводчиком и правозащитником Натальей Горбаневской, гостившей на Пражском фестивале писателей. С Горбаневской принято говорить о демонстрации на Красной площади против оккупации СССР Чехословакии. Но мы побеседуем сегодня о поэзии и гражданской позиции поэта. Ведь, собственно, и советское правозащитное движение начиналось с чтения стихов у памятника Маяковскому в Москве.
«У нас было два поэта. Я и Вадим Делоне. Есть моменты, когда чувствуешь только, чтобы не было стыдно, надо сделать что-то открыто и публично. Вы хотите сказать - протестовать стихами, но стихи не пишутся по заказу. Даже по внутреннему заказу».
- А как они пишутся?
«Я не знаю, они пишутся сами».
- Вы утверждаете, что русский – язык в особенности поэтичный, в сравнении с другими языками, даже славянскими…
- Я объясню, почему русский более поэтичен, чем польский или чешский. Потому что в польском языке постоянное ударение на втором слоге от конца, в чешском почти постоянное, насколько я знаю, чаще всего, на первом слоге. А в русском языке очень подвижное ударение, что позволяет создавать музыку стиха. Верлибр в русской поэзии несомненно существует, имеет свое место. Вот если бы на пьедестале почета на первом месте стоял регулярный стих, но очень подвижный, очень разнообразный, а потом все места были бы пустые, на десятом месте стоял бы верлибр. Здесь, в Чехии, я смотрю, почти все поэты пишут верлибром. Практически то же самое в Польше.
- А почему вы сравниваете только со славянскими языками? Вы 30 лет живете в Париже…
«Во Франции регулярным стихом пишутся только песенки. Поэтому проблема такая: если русские стихи переводить на французский регулярным стихом, то они для французского читателя будут носить оттенок песенки, попсы, как будто это шансонье, а не настоящий поэт. Потом проблема рифмы. Я об этом знаю из книги не кого-нибудь, а чешского стиховеда Йиржи Левова, который писал о проблемах стихотворного перевода. Эта книга была издана в Москве в 1967 году. Он пишет, что в английском языке 900 рифм (приблизительно), славянские же языки вообще и русский - в особенности, в силу вот этой сложности ударений, обладают бесконечным числом рифм. Ко всему прочему, для русского уха рифма может быть неточная, но зато очень богатая. Созвучия в славянских языках гораздо богаче.
- Это такой своеобразный лингвошовинизм...
«Если у меня и есть какой-то минимальный шовинизм, это шовинизм русского языка. Того языка, о котором Иосиф Бродский сказал: «Не язык – инструмент поэта, а поэт – инструмент языка». Я думаю, русский язык как раз сильнее влияет на поэта, чем западные языки. В западных языках поэт думает своей головой, а тут за тебя язык думает. Мы просто в каком-то более легком и счастливом положении. Это просто везение такое.
- Ну, вы же еще отлично знаете польский, и всю жизнь занимались переводами с польского. У вас и гражданство польское.
«У меня с Польшей многолетние связи, я прежде всего переводчик с польского, хотя я переводила и с чешского, и с французского, и с сербского...У нас была такая дружба. Главный польский эмигрантский журнал «Парижская культура» под редакцией Ежи Гедройца и гораздо более молодой русский эмигрантский журнал «Континент» под редакцией Владимира Максимова. Мы все время сотрудничали. Поляки из «Культуры» входили в нашу редколлегию, это было единство взглядов, мыслей вообще и мыслей о будущем. Как-то это проявлялось в моей работе. И то, что я делала в «Континенте», и то, что я позже стала делать в еженедельнике «Русская мысль». Помимо переводов, со второй недели введения военного положения в Польше я делала обзор польских событий. В Польше об этом знали, там очень ценили и «Континент», и «Русскую мысль». У нас были многочисленные связи и с подпольем в Польше, я там просто свой человек.
- А до того, как в ыполучили польское гражданство, на каком положении вы были?
«До того, как я получила польское, я оставалась беженка, бесподданная, бывшая советская».
- Вы знаете, что в интернет-магазинах вашу книгу «Полдень», как правило, заказывают вместе с книгами Суворова, Буковского и мемуарами Ленни Рифеншталь. Как вам такая компания?
« Ну, Суворов и Буковский меня вполне устраивают. Это просто моя кампания, мои друзья, личные. А мемуары Рифеншталь – ну, видимо, людям хояется узнать, о чем думала эта певица нацизма... Не знаю, это очень странно...».
- Давайте закончим нашу беседу вашими стихами, из нового...
«Стихотворение очень простенькое, которым заканчивается книга. Я ее считаю законченной и хочу в ближайшее время издать».
Этот дар раздари и раздай
Оторви от себя и отдай
Как оттаивает карниз
От сосулек, тянувших вниз
