Непростая судьба непростого поэта
Месяц май в Чехии неразлучно связан с разгаром весны, одурманивающим запахом расцветших деревьев и бодрым криком птиц в садах пражского Старого города. А также с именем великого чешского поэта, чья жизнь и творчество нелепо оборвались в столь юном возрасте, и который свою самую известную поэму о несчастной любви и несвободе так и назвал: «Май». Каким же был на самом деле Карел Гинек Маха? Найти ответ на этот вопрос отправилась Эва Туречкова, как ни странно, в город Литомержице.
«Сейчас мы спустимся вот по этой улочке, она называется Лестница Махи, хотя в то время, когда здесь поэт жил и работал, этой улочки тоже не было», - говорит господин Лапка по пути к домику, из окон которого Маха некогда любовался видом на город и вершины окресных холмов.
«Вот мы и стоим перед Викаркой, в доме у господина Лоренца, где К.Г.Маха короткое время снимал комнату, а в ночь на 6 ноября 1836 года умер. Сейчас мы зайдем вовнутрь, как вы можете видеть, в настоящее время здесь на первом этаже кафе и винный ресторан, а в мансардных помещениях, над бывшей комнатушкой Махи, можно переночевать. Всегда, когда я захожу в дверь, я приветствую его: «Добрый день, Карел Гинек Маха!» Здесь он не только жил, но и умер, так что здесь, может быть, где-то витает его дух», - говорит с трогательным уважением в голосе Милош Лапка.Карел Гинек был псевдоним
«Карел Гинек Маха родился в Праге - кстати, его настоящее гражданское имя было Игнац Маха, и с этим именем он дожил до конца своих дней. Отец Махи – Антонин – был мельником, позже воевал на стороне Австрии с Наполеоном, и, понятное дело, с войны вернулся с подорванным здоровьем и не мог далее заниматься тяжким физическим трудом. Поэтому он со своей женой открыл лавку с крупой на Добытчем (скотоводческом) рынке в Праге (ныне Карлово намести). Маму Махи звали Анна Мария Киршнер, и, насколько известно, талант и рвение писать он унаследовал от матери. Маха был в школе отличником, и поэтому родители отправили его учиться в гимназию. В свободное от занятий время он посещал лекции великого чешского просвятителя Йосефа Йунгманна, который обучал его чешскому языку. Йунгманн в Махе разглядел истинного чешского патриота и именно под его влиянием молодой поэт начал сочинять стихи на чешском, а не на немецком (во времена Австрии, а позже Австро-Венгрии, официальным языком в Чешском королевстве был немецкий), и стал именовать себя Гинеком вместо Игнаца. Т.е. Карел Гинек был, на самом деле, псевдоним Махи. В 18-19 вв. так поступали многие чешские просвятители, чтобы избежать преследования австрийской полицией, хотя Маха был в то время еще совсем молодым и его протестный дух только зарождался», объясняет господин Лапка.Верный портрет не сохранился
По воспоминаниям современников, был Маха среднего роста, держался прямо, его лицо было смуглым, аристократичным. У него были горящие черные глаза, черные волосы и - невзирая на тогдашнюю моду – он носил бороду. Большинство чехов знакомо с портретом Махи, глядевшим со страниц школьных учебников по литературе начала 20 века, другой набросок его лица был опубликован в собрании сочинений. Существует еще и автопортрет Махи, а также слепок лица, сделанный во время полицейской экспертизы при вскрытии его могилы.«В то время, когда он творил, был Маха неизвестным юношей, и ни у кого не возникла потребность писать его портрет, поэтому верное изображение лица поэта до наших дней не сохранилось»,- объясняет Милош Лапка. Судя по воспоминаниям друзей и сохранившейся переписке, у Махи был очень сложный характер. Он был себе на уме, но в то же время крайне не уравновешен – его настроение менялось с каждой минутой. Поэт был то вспыльчив и заносчив, то, наоборот, искреннен и душевен. Любил экстравагантно одеваться.
«Тем не менее, он не был городским щеголем как большинство молодых людей, родившихся в то время в Праге и ни разу не покинувших ее пределы. Маха был не таким: он бежал из города при первой возможности, вел дневник, в который тщательно записывал все посещенные им замки и крепости, кстати, их были десятки, и делал зарисовки, причем очень удачные. Можно сказать, он был до глубины своей души «туристом», хотя в то время такого понятия как «туризм» еще не существовало. Маха не мог позволить себе карету или повозку, он всюду ходил пешком. Два раза отправлялся из Праги в Крконоше, пешком дошел даже до Италии. Правда, раньше скитающимся странникам было, в принципе, проще, везде было полно заведений, где можно было переночевать и поесть взамен за физический труд, т.е. за тарелку супа надо было наколоть дрова итд. Вот таким образом Маха и путешествовал – ему в то время не было и 26 лет, и он еще учился», - рассказывает историк Милош Лапка.Пристрастие к женскому полу
Кроме литературной деятельности, Маха увлекался и театром. Вместе с писателем Йозефом Кайетаном Тылом и другими основал Кайетанский театр, где Тыл стал художественным руководителем. Маха играл во многих его постановках.«Говоря об его пристрастии к театру, нельзя обойти стороной сильное влечение Махи к особям женского пола. Его первой любовью стала Мáринка, дочь лесника из Бенешова, с которой он впоследствии не поладил. Именно в кругу своих друзей по театру он познакомился с Лори Шомковой. К сожалению, мы точно не знаем, как Лори выглядела в свои юные годы – известно лишь то, что девушка была значительно моложе Махи и в молодом поэте души не чаяла. Судьба Лори выпала тяжелой, тем не менее, она дожила до преклонного возраста 70 лет», говорит господин Лапка.
Так вспоминала, уже в пожилом возрасте, роковое знакомство сама Лори:
«Я жила самой обыкновенной жизнью, пока судьба не свела меня вместе с поэтом Карелом Гинеком Махой. В семье нас было шестеро детей. Родители воспитывали нас строго, особенно меня и моих сестер, пытаясь привить нам покорность и послушание. Мы питали к родителям чувство глубокого уважения и даже не подумали воспротивиться им в чем-либо. Мужчины меня долгое время не интересовали, и не смели интересовать. Я общалась исключительно с членами своей семьи, или с соседскими девушками соответствующего возраста. В мужскую компанию меня впервые привела моя подруга Магдалена Форхайм, которая познакомила меня с молодыми людьми, увлекающимися чешским театром. Я была очень застенчива, тем не менее, получила роль в пьесе Вацлава Климента Клицперы. Однажды после репетиции мы зашли в кафе «У Сухих» в Целетной улице. Тыл заказал мне и своей невесте Магдалене горячий шоколад. Я себя очень неловко чувствовала в компании стольких мужчин, один из которых, опираясь на стол, следил за мной пристальным взглядом. Вдруг он подошел ко мне и сказал: «Пейте, пожалуйста, девица, вас согреет». Я была настолько ошеломлена видом этого молодого человека лет двадцати трех, что еле смогла ответить. В тот вечер Маха проводил меня домой, и с тех пор провожал меня постоянно».Тайный дневник
«Отношения Махи и Лори Шомковой были неуравновешенные, они долгое время жили в гражданском браке. Известно, что Маха держал себя с Лори довольно строго», - говорит дипломатично Милош Лапка.
Действительно, отношения Карела Гинека Махи с Лори Шомковой можно было с трудом назвать гармоничными. Лори была простой, необразованной девушкой, которая не увлекалась поэзией, а самое главное, не говорила по-чешски и упорно отказывалась выучить чешский. Маху она называла «Либер Игнац». Друзья великого поэта Элеонору не признавали. Пара часто ссорилась. Маха был, в свою очередь, ужасно ревнив и постоянно требовал от Лори признаний в любви и интимной близости.С той же систематичностью, с которой Маха излагал на бумаге все данные о посещенных им замках, сыгранных ролях в театре и так далее, вел поэт и дневник своей сексуальной жизни. Для интимных заметок Маха использовал шифр, основанный на знаках греческого алфавита, а также чередовал строки – одни писал справа налево, другие слева направо. Расшифровать дневник удалось в конце 19 века литературоведу Якубу Арбесу, который бился за то, чтобы дневник не был опубликован. Его издание стали требовать в сороковые годы двадцатого века сюрреалисты Йиндржих Штирски и Витезслав Незвал. В итоге, детальное описание половых актов с Лори чуть ли не в хронологическом порядке издал в 2007 году Павел Вашак.
Так характеризует отношение Махи к женщинам один из его друзей, чешский поэт и писатель, а также театральный критик Карел Сабина:
«Он искал идеалы в женском облике, но находил лишь женщин идеальных форм, из-за чего впадал в глубокое отчаяние, и все сильней крепчала вера его, что облик людской – пустой лишь обман... Женщин, полюбившихся ему, считал он музами своими, хоть это ОН их лирой наделял. И музы те, ни отзывом, ни звуком, не подтверждали дар, кой он предполагал...»
Карьера юриста
Тем не менее, главную роль в его юном существовании занимали творческая деятельность и занятия в университете.
«Маха всегда мечтал стать юристом. Юридический факультет был в Карловом университете – но раньше система была другой. Прежде чем поступать на юрфак, все студенты университета, начиная медиками и заканчивая теологами, должны были сначала отучиться два года на Философском факультете. И именно в университетские годы, в последнем семестре, весной 1836 года, Маха сочинил свою известную поэму «Май», которая ему уже посмертно принесла мировую известность. Работа над «Майем» продолжалась с января по март. Маха издал его за свой счет тиражом в 600 копий, и работа в то время неизвестного поэта разошлась практически в течение года», - рассказывает Милош Лапка.«Май» с тех пор переиздавался много раз, причем не только в письменном виде, но и в виде аудио записей под классическую или современную музыку. Его строки звучали из уст талантливейших чешских актеров, по сюжету «Мая» был снят фильм.
Был поздний вечер - юный май,
Вечерний май - томленья час.
И горлинки влюбленный глас
Звучал, тревожа темный гай.
Был полон неги тихий мох,
Цветущий куст о грусти лгал,
И соловей изнемогал,
Услышав розы страстный вздох.
И озеро тайком грустило,
Тенистый брег ему внимал
И воды кругом обнимал;
А в небе дальние светила
Чредою голубой блуждали,
Как слезы страсти и печали.
Летели в храм любви они,
И в ожиданье сладкой встречи
Друг к другу мчались издалече
Те перелетные огни.
(перевод Д. Самойлова)
«Примерно в то же время, поздней весной 1836 года, Маха получил письмо от Лори, сообщавшей ему о том, что она беременна. Молодой поэт, похоже, встретил эту новость без особого восторга. Возможно, если бы Лори тогда не написала Махе о своей беременности, он никогда бы не покинул Прагу и не стал бы искать убежища в Литомержицах, и его жизнь не оборвалась бы трагически в столь молодом возрасте – но, как говорится, от судьбы не уйти... В общем, Маха пообещал Лори жениться на ней, но при условии, что сначала окончит университет и найдет работу, чтобы смог содержать семью. С уверенностью можно сказать, что Маха бежал из Праги перед ответственностью – на то существуют доказательства в виде переписки с Лори, хотя письма сохранились не полностью и сейчас сложно судить о чьих-то отношениях, что бы было, если бы...», - говорит Милош Лапка.
Рождение сына
Сын Людвик родился у незамужней Лори во время каникул. В то время университетские каникулы длились с 3 сентября по 7 ноября, чтобы молодые люди могли в свободное от учебы время работать на полях или в садах, помогать своим семьям или церкви заботиться о земельных угодьях и собирать урожай. Маха, как и обещал, после окончания учебы в университете нашел работу в юридической конторе Йозефа Филиппа Дураса – адвоката г. Литомержице – уважаемого и довольно высокопоставленного чиновника пожилого возраста.«Известен интересный случай, который произошел с Махой в первый день его прибытия в Литомержице. Когда он проходил мимо караула на городских укреплениях в своем белом манто с красной подкладкой и с золотыми пуговицами, в черной шляпе и высоких ботинках со шпорами – как мы уже упоминали, Маха любил одеваться экстравагантно, или хотя бы броско - один из сторожей принял его за эрцгерцога Франтишка Карла, побывавшего как раз неподалеку в крепости Терезин на инспекции, и отдал поэту честь. Другой сторож побежал к своему начальнику известить его о неожиданном визите высокопоставленного лица. В сию же минуту начал подтягиваться народ. Маха быстро смекнул, в чем дело, замешался в толпу и покинул место происшествия. С тех пор он больше своего манто не одевал», - вспоминает интересные моменты жизни поэта в Литомержицах работник местного музея-квартиры, господин Лапка.
«А вот еще случай, свидетельствующий о характере Карела Гинека: однажды к Йозефу Дурасу явился местный палач, который задолжал королевской адвокатской конторе деньги. Судя по описанию случившегося самим Карелом Гинеком, палач начал вести себя грубо, стал кричать, никак не реагировал на попытки уважаемого адвоката утихомирить должника. Маха, не долго думая, влепил дерзкому палачу пощечину и выпроводил его дверь. Дурас, было, отчитал Маху, мол, не стоило так горячиться, но спустя некоторое время стал опять говорить с ним дружеским тоном».Господин Лапка напоминает, что палачами в то время работали люди, чьи права были очень ограничены, они находились под подпиской о невыезде из города, а в пивных им были специально отведены места в углу зала, чтобы не сидеть рядом с почетными гражданами - словом, последних бедняков в городе уважали больше.
По стопам Махи
Как уже было сказано, Маха обожал выходить на природу. Во время своего пребывания в Литомержицах поэт в любую свободную минуту забирался на один из холмов в окрестности, в особенности на Газенбург и на Радобил, откуда отменный вид на город, и там занимался своей литературной деятельностью. По его стопам ежегодно отправляются тысячи чехов, существуют даже отряды туристов им. Карела Гинека Махи, которые посещают места, столь детально описанные в заметках великого поэта.
Владимир отправился в «Махов край» с женой и сыном в индивидуальном порядке, но и эта чешская семья не забывает упомянуть имя чешского великана:«На улице чудная погода, светит солнце... Конкретно, с этого места прекрасно виден не только холм Радобил, но и Ржип, Газенбург. Именно на Радобиле написал свое последнее стихотворение Карел Гинек Маха, там он заканчивал свою «Дорогу из Чехии», прежде чем бросился спасать Литомержице от пожара. Это место называется «Porta Bohemica» - «Ворота в Богемию» - и здесь просто потрясающе красиво», - делится впечатлениями Владимир.
Роковой пожар
Именно упомянутый Владимиром поход на Радобил, однако, стал для Карела Гинека Махи его последним:«Однажды, сидя на Радобиле, он заметил, что в городе загорелись два дома и сразу бросился вниз помогать тушить пожар, и, видимо, решил заодно утолить свою жажду. Некоторые историки утверждают, что Маха напился инфицированной воды, другие, что он ей лишь облился. В любом случае, спустя два дня, он начал чувствовать себя очень плохо - страдал от расстройства кишечника, впоследствии у него появилась высокая температура. Хозяйка в доме На Викарке, где Маха снимал комнатушку, даже вызвала Карелу Гинеку врача, который хотел прописать ему лекарства, но Маха не мог себе их позволить. Тогда доктор посоветовал больному пить травяные чаи, бульоны и находиться в теплом помещении. Неизвестно, спасли ли бы Маху прописанные медикаменты, так как ему нужны были сильные антибиотики, а дело было в 1836 году...», - напоминает Милош Лапка.
В ночь с пятого на шестое ноября Маха скончался. Труп Карела Гинека обнаружил его младший брат Михал, который знал, где Маха живет, так как помогал ему с переездом в Литомержице. Михал, ни о чем не подозревая, шел навестить старшего брата и издали увидев открытые окна его комнаты, решил, что Карел находится у себя дома, однако тот был уже мертв. Брат помог могильщику спустить тело покойного с лестницы и отнести его на кладбище.«И тогда возникла проблема, где можно покойного поэта похоронить. В те времена были жители прописаны не в конкретном доме, а в церковных приходах, и у Махи была прописка в Праге. Но так как на Литомержицком кладбище, к счастью, оказался епископский корпус, Маху предали земле именно там, причем без всяких особых церемоний – ему не поставили даже креста на могиле. Когда это захоронение увидел десять лет спустя Карел Гавличек Боровски, он просто опешил и устроил в Литомержицах крупный скандал, в результате которого Махе поставили на могиле новый памятник с его именем и с эпиграфом к поэме «Май»: «Путь мой далекий, напрасный зов...»,- рассказывает историк Милош Лапка.
Похороны вместо свадьбы
Таким образом, захоронение сохранилось до 1938 года – в преддверии Второй мировой войны были останки Махи эксгумированы и перевезены солдатами артиллерийского полка, дислоцированного в то время в Литомержицах, в Прагу, а памятник Карелу Гинеку Махе, который стоял на укреплениях, закопали в соседней деревне. Полковник, участвовавший в церемонии, оставил себе на память обломок деревянного гроба великого поэта, и позже передал его в музей - квартиру Махи.
Грустной иронией судьбы можно назвать тот факт, что Маха был похоронен в день своей запланированной, но в принципе нежеланной свадьбы. Лори в свадебном платье напрасно ждала своего жениха – вместо этого ее сразила трагическая весть о смерти избранника. Ей пришлось продать свое приданое, а также новую мебель, доставленную в Литомержице в день смерти Махи. Не прошел и год, и Элеонора Шомкова похоронила и их чадо – маленький Людвик скончался в августе 1837 года от родимца.Почему именно Маха стал столь важной персоной культурного мира, признанным великаном чешской литературы? Отвечает Милош Лапка:
«Маха был истинным патриотом, и никоим образом этого не скрывал. Очень важный момент - многие из своих произведений он сочинил на чешском языке, хотя в то время образованная элита страны говорила по-немецки. Его талант вскоре распознали и другие чешские авторы, например, Карел Гавличек Боровски, очень мило о нем отзывался Алойс Йирасек. И в тяжелые моменты нашей истории мы все утешались именно этими чешскими великанами, не боявшимися сражаться против зла».
Темна вода, тиха волна,
Округу полумгла укрыла.
Мелькнет одежды белизна,
И шепот слышится: "Ярмила!"
И повторяет глубина: «Ярмила!" Был вечер — мая первый день,
Вечерний май, томленья час,
Звал горлинки влюбленной глас:
"Ярмила! Где же ты, Ярмила?!”
(Перевод Д. Самойлова)