Поэтесса Наста Кудасова: «В Беларуси обязательно станет лучше»
Творческим людям время от времени необходимо, что называется, «менять картинку» - кому-то для получения вдохновения, кому-то – чтобы взглянуть на привычные вещи со стороны. Именно для этого существуют творческие резиденции, куда писатель, поэт, художник отправляется на «перезагрузку». Именно такая писательская резиденция для авторов из Беларуси и появилась по инициативе Посольства независимой белорусской культуры, Центра экспериментального театра и Моравской областной библиотеки. Пребывание белорусских литераторов в Чехии стало возможно при организаторской и финансовой поддержке Моравской областной библиотеки и ее секции Чешский литературный центр. Radio Prague International встретилось с белорусской поэтессой Настой Кудасовой, автором нескольких поэтических сборников, вышедших в Беларуси. Для нее поездка в Прагу стала возможностью не только пройти творческий upgrade, но и посмотреть со стороны на происходящее на родине.
- Наста, расскажите, пожалуйста, как Вы оказались в Чехии и о Вашей писательской резиденции здесь.
«Мне очень приятно быть сегодня у вас в гостях на Radio Prague International. Эта литературная резиденция – большой подарок всем белорусским литераторам, потому что за последний год все находились в стрессе, переживаниях, и когда я увидела объявление в Интернете, я, как и все остальные, подала заявку. Для меня до сих пор остается загадкой, почему выбрали именно меня. И вот я здесь, и благодаря Моравской библиотеке, могу немножко выдохнуть и посмотреть на ситуацию со стороны. Мне казалось, что когда я выеду за пределы Беларуси, я смогу увидеть что-то по-новому. Теперь я могу смотреть на свою страну извне, писать, и, честно говоря, на душе у меня печально. Но хорошо, что я в Праге, это очень красивый город, и сама красота вдохновляет. Это очень важно, место, в котором ты находишься, человек должен жить в красоте, чтобы чувствовать себя хорошо.
- Вы хотели посмотреть на свою страну со стороны, и вот, пока Вы находились здесь, в Беларуси произошли очередные нерадостные события – был арестован оппозиционный журналист Роман Протасевич. Как Вам это видится из Праги?
«Честно говоря, дома все выглядело как-то по-домашнему. Когда мы это переживаем дома, мы переживаем это все вместе, можно с кем-то поделиться, обсудить. А со стороны все видится чем дальше, тем страшнее. То есть очевидно, что происходят сумасшедшие вещи, не объяснимые с точки зрения логики, человеческих понятий. Поэтому отсюда все видится еще более абсурдно, чем изнутри.
- Как влияет ситуация несвободы, в которой сейчас находится Беларусь, на творческих людей?
«Мне кажется, все зависит от людей. Все люди разные: кто-то делает вид, что ничего не происходит, хотя это сложно. Кто-то не может отражать в творчестве то, что происходит, ему не хватает поэтического языка, и он уходит в себя, впадает в депрессию, умолкает. Кто-то, возможно, просто игнорирует, не хочет создавать для себя проблем. Но очень многие отзываются, и для многих это стало вдохновением. Например, Дима Строцев (прим. Дмитрий Строцев, белорусский поэт) в одном из своих стихотворений написал, что это самое счастливое время в нашей жизни. Несмотря на это все, мы живые, очень живые, и нам очень больно, но это и делает человека человеком. Мы вышли из состояния транса, пробудились от сна, и наши тексты стали живыми, наполненными, может быть, даже и пафосом каким-то. Но, одновременно, это и радует, ведь долгое время мы жили в мире, где всем все наскучило. И тем новых уже не было, а все старое казалось неактуальным. А сейчас наша литература переживает большой подъем, по крайней мере, поэзия, то есть то, что быстрее реагирует на происходящее».
- То есть Вы считаете, что поэзия быстрее реагирует на происходящее?
«Однозначно, ведь для того, чтобы написать прозу, большой роман, нужно время, расстояние, «отстаяние» от событий, чтобы «переварить» их. А вот поэзия – это мгновенная рефлексия, и она сейчас очень востребована. Во-первых, авторам легче, то есть мне, как поэту хорошо, я могу это прямо высказывать, и это облегчение. Это очень нужно людям, для них это, своего рода, терапия. Они читают эти стихи, делятся ими, отправляют в тюрьмы политзаключенным. Поэзия – это быстрый жанр, стихотворение может быть готово за несколько дней. Я думаю, что проза придет через какое-то время».
- Для меня поэзия всегда была чем-то немного отстраненным от реальной жизни, а сейчас в Беларуси она приобрела интересные черты.
«Знаете, для меня тоже. Моя поэзия до 2020 года, это была совсем другая поэзия. Я, конечно, не берусь судить себя, но даже преподаватели часто говорили, что очень чувствуется филологическое образование – язык, сложные аллюзии, то, что не для всех. А сейчас я просто не могу говорить сложным языком, это неуместно. Сейчас к месту говорить простым и понятным всем языком. Поэтому и стихи мои после августа прошлого года стали другими, я сама поразилась. Мне кажется, если бы я этот другой язык не почувствовала, если бы он ко мне не пришел, то я, скорее всего, просто бы не смогла писать, как прежде, о том, что меня волнует – осень, птицы и мои сугубо интимные переживания. И мне кажется, что это не только у меня сейчас так».
- Ваше творчество изменилось не только из-за упрощения языка, но и с содержательной точки зрения.
«Конечно. Если раньше это была некая укорененность в языке, в себе, в каких-то тонких вещах, то сейчас, конечно, я пишу о том, что я вижу вокруг. Ну, я бы не сказала, что социальная или публицистическая поэзия. Когда я пишу, то мне хотелось бы, чтобы это осталось на потом, стало летописью того, что мы сейчас проживаем, чтобы это было интересно не только нам теперешним, но чтобы это имело ценность как литература и после. Просто я стала писать не только о том, что волнует меня, но о том, что волнует всех. Мы как один организм, и все новости переживаем едино, солидарно, и я пытаюсь это рассказать за всех. Быть поэтом – это предназначение. Назвать что-то – значит пережить, и тебе уже становится легче».
- Поэзия – это специфический жанр еще и потому, что ее довольно сложно переводить. Как Вы здесь, в Чехии, доносите до людей свою поэзию?
«Когда я уже знала, что поеду в Чехию, мой друг – писатель, переводчик, который здесь живет – Макс Щур взялся переводить меня. Он взял как раз последние актуальные тексты, а поскольку там, как я уже говорила, язык проще, - там нет языковых игр, сложностей, которые я люблю, - он перевел их какое-то количество, и сейчас я с ними выступаю здесь. То есть я не только работаю, но у меня проходят выступления, встречи в университетах, и как раз там я представляю чешские переводы».
- А люди спрашивают Вас о ситуации в Беларуси?
«Много, я даже не ожидала, что об этом будут столько говорить. Мне даже в какой-то степени обидно, что Беларусь стала на повестке дня именно с такой темой. Мне бы хотелось, чтобы Беларусь была другой, и чтобы я говорила о другом – рассказывала, как я живу в красивом городе, где протекает Днепр, что у меня есть любимые деревья, как растут дети. А получается, что мы вынуждены все время говорить о каких-то ужасах, и это немного давит и расстраивает, оставляет осадок».
- Да, в Чехии пристально следят за событиями у вас
«С другой стороны, это приятно. Я думала, что приеду и буду себе тихонько работать, а никто даже не будет вникать, кто там приехал. А оказалось, что всем есть до нас дело, значит, мы не брошены».
- Я тоже немножко сверну в политическую плоскость. Весь мир, включая Чехию, пристально следит за тем, что происходит в Беларуси. Как Вы считаете, возможны ли все еще перемены к нормальному демократическому устройству, или, как минимум, уход от авторитарного? Какие настроения у творческой интеллигенции в Беларуси?
«Безусловно, будет лучше. Нет никакого пессимизма, немного давит, что ты не знаем, сколько ждать. Есть ощущение, что это все закончится, потому что это такой абсурд, в котором жить невозможно. Все настроены что-то делать, и каждый делает, что может. Актеры играют спектакли, писатели пишут. Просто все понимают, что мы в заложниках у какой-то странной системы, которая нам не соответствует, поскольку общество у нас гораздо более развито и подготовлено к свободной жизни. А эта система как паразит – присосалась и не дает жить. Но рано или поздно она исчерпает себя – у нее нет ресурсов, талантов, духовных, интеллектуальных. Она недееспособна в принципе. Какое-то время она продержится, потому что есть деньги, оружие, чтобы удерживать власть, но они тоже кончатся».
- А не случится ли такого, что творческая интеллигенция или, например, талантливые программисты, которых много в Беларуси, не дождавшись перемен, уедут. То есть произойдет «утечка мозгов».
«Это происходит и сейчас. Обидно и печально, что многие уезжают, но это и понятно – люди сталкиваются с проблемами, иногда – с давлением. Но, во-первых, все не уедут, а многие настроены, как только станет лучше, вернуться. Безнадеги ни у кого нет. Бывает, что очень больно, бывают очень тяжелые новости, но все равно их как-то переживают, идут дальше и ждут, что все будет хорошо».
- Теперь давайте о более приятном: как у Вас здесь проходит резиденция? Как на Вас действует Чехия и Прага?
«Действует очень хорошо. Во-первых, здесь есть знакомые, с которыми встречаешься, которых давно не видел. Потом сам город очень радует. Конечно, я понимаю, что уже не так сильно способна очаровываться архитектурой как в молодости. Я помню себя, когда я только начинала выезжать в другие города, в Европу, когда мне было лет 20, и как все это поражало и вдохновляло. Сейчас больше ждешь человеческих отношений, знакомств, встреч, родственных душ – это наиболее интересно».
- Здесь у Вас проходят выступления. Кто на них приходит, о чем спрашивают?
«Пока мы побывали в двух городах, и встречи проходят онлайн. Но, например, в Техническом университете в Либерце, туда приходили наши белорусские студенты, которые там учатся, они вынуждены были бежать из страны. Было очень интересно с ними пообщаться, вдохновить их, поддержать, для них это оказалось очень важным. Я также посетила Филологический факультет в Пльзени, где у нас прошла очень интересная дискуссия со студентами-филологами, где мы больше беседовали о лингвистических тонкостях».
- А удалось ли Вам уже что-то написать в Праге?
«Именно за этим я и приехала, потому что каждый день какие-то новости, впечатления, которые хочется «переварить» именно поэтически, чтобы это звучало в вечности, несмотря на то, что это может прозвучать пафосно. Дома у меня не было такой возможности – все-таки дети, дом, хозяйство. А здесь – полная свобода и пишется намного больше. Конечно, я не могу выдавать по стихотворению в день, потому что каждое стихотворение требует работы. Но стихи приходят и приходят, и буквально вчера я закончила один. Недавно в тюрьме умер при непонятных обстоятельствах политический заключенный Витольд Ашурок, и я посвятила этому стихотворение:
мо было, што злаваў, дакараў,
мо было, што вохкаў
у тым свеце, дзе кожны вечна чагосьці хоча.
а цяпер мне так лёгка стала, мама,
так лёгка…
быццам скончыўся боль,
быццам зноў я маленькі хлопчык…
і люляе ваколле цяплом – такім знаёмым,
быццам гэта бабуля зімой распаліла ў грубцы –
і так будзе заўжды.
толькі я не вярнуся дадому.
не чакай мяне, мамачка,
я не змагу вярнуцца.
я лячу аблачынкай над нашым прыгожым полем –
больш не ліпне чорнай трывогі пякучы бітум,
больш не цісне жыццё –
я анёлак у божым прыполе,
я дажджынка бясцелая, мамачка,
я забіты».
«Я хотела бы начать переводить себя на русский. Раньше у меня такой потребности не было, и стихи у меня были очень языковые, то есть там все было непереводимо. А новые стихи, если очень постараться, то можно перевести, потому что мне не всегда нравится, как меня переводят другие. Все-таки русскоязычная аудитория довольно большая. Раньше у меня не было особой потребности выходить за рамки национального, а сейчас мне кажется, что очень важно, чтобы все знали, что сейчас происходит с нами, чтобы мир немного рефлексировал и задумывался, почему такое бывает, и как это возможно».
- А можете ли Вы стихотворение, написанное на белорусском, не переводить, а написать снова, но на русском?
«Нет, я не пробовала. Может быть, это звучит наивно, но не я пишу стихи, это язык пишет за тебя. У меня нет способности писать по-русски, ну, может быть, в детстве были какие-то детские стишки в школе. А потом, когда пришло сознательное ощущение, - не знаю, как правильно назвать эту связь с языком, может, какой-то канал открывается, - то я поняла, что писать по-русски я не могу, хотя поэзию на русском я воспринимаю очень хорошо».
- Вы для меня открываете такие стороны поэзии, о которых я никогда не задумывалась.
«В отношении прозы я могу понять, что ее человек может писать на разных языках, которыми он владеет, но поэзия – это такой концентрат – тут и музыка, тут и мысль, и молитва, и все это в супер-концентрированном виде. Я не верю, что можно одинаково хорошо писать еще на каких-то языках, кроме как на своем самом родном. Это, может быть, какая-то генетическая память, связь со своим родом, такие тонкости, которые знаешь только ты, поэт, им невозможно научиться».
- А Вы не планируете выпустить отдельный сборник после поездки в Прагу? Будет ли какое-то глобальное завершение Вашей резиденции?
«Я бы хотела выпустить сборник всего того, что я здесь пишу, на белорусском, но пока это проблематично. В Беларуси большие сложности с независимыми издательствами, и вообще сейчас непонятно, как издавать свою книгу, презентовать ее. Но, неожиданно для себя, я поняла, что у меня, наверное, выйдет книга на чешском, потому что переводы уже есть, и, видимо, Макс Щур будет еще переводить. И главное – люди проявляли большой интерес к тому, что я здесь читала, и чехи все время спрашивали, будет ли что-то выходить на чешском. Я совершенно этого не ожидала, и мы подумали, почему бы и нет. Так что, возможно, что все актуальные тексты выйдут быстрее в переводах. Мне кажется, что сейчас это реальнее, чем думать, что я смогу их издать у себя на родине».
