Во время революции я был студентом
17 ноября – этот день вписан в чешскую и европейскую историю, в национальную летопись борьбы за свободу, связывая воедино сопротивление разным формам тоталитаризма – от нацизма до коммунистического режима. «Радио Прага» беседует с Леошем Роусеком, сегодня независимым экономическим консультантом, а в 1989 году студентом Карлова университета и участником революционных событий тридцатилетней давности.
– Как вы, двадцатилетний студент, воспринимали ситуацию, сложившуюся в Чехословакии в 1989 году? К этому моменту страна уже бурлила – в студенческих кругах появлялись различные неформальные организации, в недрах которых обсуждались происходившие политические события. Как известно, тогда прошло около десяти массовых протестных демонстраций.
– Я бы сказал, что бурлить страна начала еще в 1988 году. Несколько крупных манифестаций состоялось уже во время 20-й годовщины событий 1968 года. Причем руку к их организации приложили как диссиденты, так и обычные граждане. Себя я не могу отнести в категории диссидентов – в 1988 году я был просто студентом Карлова университета. Вы же понимаете, что достаточно трудно провести крупную демонстрацию летом – в августе, когда все разъехались на отдых, однако, несмотря на это, манифестация состоялась. Подразделения милиции ее, разумеется, разогнали, но в октябре все повторилось – в годовщину образования Чехословакии.
Тут – и об этом не следует забывать – произошло небольшое изменение в политике властей. Тогда диссидентам во главе с Вацлавом Гавелом разрешили провести свою демонстрацию легально, правда, не в центре столицы. Однако во второй половине 1988 года оппозиции все-таки удалось провести свой митинг на Вацлавской площади, в самом сердце Праги.
Меня злило, что невозможно ездить за рубеж, что разговаривая с кем-то незнакомым на улице, нужно осторожничать, чтобы не сказать лишнего
В январе 1989 года, в 20-ю годовщину гибели Яна Палаха, протестовавшего против оккупации Чехословакии советскими войсками и совершившего самосожжение, в Праге прошло сразу несколько демонстраций. Эти события вошли в Чехословацкую историю, как «Неделя Палаха».
Я помню, что тогда мне нужно было готовиться к сдаче какого-то экзамена, и я несколько опасался, что со мной будет, и думал – ходить мне на эти манифестации или нет. Но в результате я – как и множество других молодых людей – принял решение в них участвовать.
Власти Чехословакии тогда придумали «оригинальный» способ наказания за участие в акциях протеста. Участников, которых удалось поймать, милиционеры не отправляли в КПЗ, а сажали в автобусы, вывозили за 20–30 километров от Праги, высаживали там и уезжали. Людям потом приходилось возвращаться в город всю ночь. Меня лично такая участь не постигла – я всегда умудрялся убежать, и о происходившем знаю только по рассказам других, но именно тогда я сам себе сказал: «Хватит!». Меня злило, что невозможно ездить за рубеж, что разговаривая с кем-то незнакомым на улице, нужно осторожничать, чтобы не сказать лишнего.
«Депутаты в СССР говорили как чехословацкие диссиденты»
В тот момент стало абсолютно ясно, что чехословацкие власти ведут себя гораздо жестче, чем даже в СССР. У нас какое-то время в прямом эфире транслировали заседания советских депутатов. Как только чехословацкие власти осознали, что коммунисты в СССР с трибуны говорят почти то же самое, что наши диссиденты, передачи отменили.
Надо еще заметить, что в 1988 году несколько упростили правила выезда за границу. И поскольку я был студентом и изучал английский язык, мне удалось в августе 1989 года выехать в Великобританию. Тогда я даже задумался об эмиграции, но не осуществил это намерение, хотя некоторые мои друзья именно так и сделали. Как вы понимаете, на этом фоне мое восприятие происходящего в Чехословакии еще больше обострилось. К осени в студенческих кругах появилась идея проведения демонстрации и в ноябре, в годовщину смерти Яна Оплетала – студента-медика, которого фашисты убили в 1939 году. Часть активистов заявляла, что нечего даже пытаться получить разрешение на проведение манифестации. Однако все же было принято решение идти легальным путем.
Последняя капля
В связи с этим я в октябре даже принимал участие во встрече с представителями Союза социалистической молодежи – «чешскими комсомольцами». Соглашение было достигнуто – демонстрацию разрешили, но, естественно, не в центре города. Разрешение было получено на район Прага-2. Местом сбора стал Альбертов, где расположен один из медицинских факультетов Карлова университета. Дальше все занимались непосредственно подготовкой демонстрации – никто не рассуждал о том, что будет после, ведь было абсолютно ясно, что на указанном властями месте демонстрация не закончится.
– Соглашение с Союзом социалистической молодежи и легальный характер демонстрации привели к тому, что в результате на Альбертове собралось такое большое количество народу. В разных источниках приводятся цифры от 15 до 50 тысяч человек.
– Конечно, это обстоятельство положительно повлияло на решение людей прийти и принять участие в демонстрации. Они знали, что в этом конкретном месте нас не изобьют, одновременно было абсолютно ясно, что в случае движения куда-то дальше, особенно в направлении центра города, все будет иначе.
17 ноября множество людей собралось непосредственно на Альбертове, и очень много народа оказалось на Национальном проспекте, куда я дошел вместе с остальными демонстрантами, – это были огромные толпы. А когда появились наряды милиции и водометы, и люди побежали, чтобы скрыться в соседних улицах, стало ясно, что творится настоящий беспредел. Тут, я думаю, все участники демонстраций поняли, что режим перешел грань, что это – уже слишком.
– Кто-нибудь из представителей власти пытался договориться с демонстрантами мирным путем?
– Конечно, это только мое личное впечатление, но, сравнивая с январскими демонстрациями, могу сказать, что все происходило очень жестоко. То, как они орали на нас, нельзя даже передавать в радиоэфире, и тем более повторить, что они нам кричали. Они были то ли пьяные, то ли взвинчены до предела внутренней пропагандой.
– Что происходило на следующий день после этого жестокого разгона демонстрации?
– Тут нужно напомнить, что в 1989 году в Чехословакии начались спутниковые трансляции – появилась возможность принимать передачи с Запада. 17 ноября на Национальном проспекте оказалось несколько западных репортеров – я сам их видел. Все, что тогда происходило в Праге, потом показывали по ВВС, по телеканалам США. На моего отца, например, который волновался, когда я шел даже на разрешенную демонстрацию, это произвело сильное впечатление.
«Бить детей – это слишком!»
Когда я вернулся с Национального проспекта, мой отец, который в свое время пострадал из-за событий 1968 года, заявил: «Если они будут бить моих детей, это уже невозможно терпеть!»
После этого в воскресенье мои родители и родители моих друзей пошли на митинг на пражском Летенском поле (26 ноября 1989 года), где тогда собралось огромное количество демонстрантов (более 500 тысяч человек).
– Вы ездили по другим городам беседовать с рабочими, чтобы рассказывать о случившемся в Праге и искать поддержку революционному движению?
– Да, несколько раз я ездил в другие города, но в основном занимался логистикой и почти что бухгалтерией. Чтобы ездить по городам, требовались автомобили. Для них необходимо было покупать бензин. Поэтому мы создали на факультете кассу и принимали деньги от тех, кто поддерживал забастовку, а потом распределяли их на приобретение всего необходимого.
К нам, например, приходили люди и предоставляли свои личные автомобили для нужд забастовочного комитета. Человек приходил, протягивал ключи и говорил, что его «Шкода» припаркована перед факультетом, и что он ее заберет, когда она будет уже не нужна. Так в нашем распоряжении оказалось сразу несколько автомобилей.
Кто хотел и мог, просто приходил и помогал
С этим связан один интересный случай. Недели через две после начала революционных событий, когда уже ударил мороз, к нам вдруг пришел человек и спросил: «Вы на все автомобили поставили зимнюю резину?» Мы в недоумении пожимали плечами – мы же были студентами философского факультета, и то, что он говорил, для нас звучало как китайская грамота – мы ничего об этом не знали.
Тогда он просто попросил показать автомобили, которых в нашем распоряжении было уже около десяти. Этот человек оказался автомехаником и привел все машины забастовочного комитета в порядок, чтобы мы могли работать дальше. Это было потрясающе! Тогда все, кто хотел и имел возможность, просто приходил и помогал.
