Юра Борисов: «Произнести «Я тебя люблю» - это сложно»
От тех, кто следит за новостями российского кинематографа, имя Юрия Борисова вряд ли могло ускользнуть. На его счету целый ряд фильмов на военную тематику – «Молодая Гвардия», «У каждого своя война», «Дорога на Берлин», сериал «Отчий берег», яркие театральные роли. Чешскому зрителю актёр известен лучше всего по лентам «Хрусталь» и «Бык» - обе они были представлены здесь в последние два года. На примере этих работ мы обсудили такие простые и одновременно такие сложные вопросы – любовь, счастье, гениальность, надежду, отчаяние.
— Это вообще кардинально разные фильмы, разные стилистики, разные жанры. Единственное, что их объединяет – это девяностые годы, но даже и это не объединение. Соответственно, и роли у меня везде разные и я не могу даже параллелей никаких провести, да и мне кажется, это не нужно.
— Хорошо, а в какой из ролей ты чувствовал себя более органично?
— Я думаю, что для актёра вопрос не заключается в органичности. Когда ты понимаешь, про что ты хочешь сделать свою работу, то дальше не возникает такой проблемы. Ты просто находишь какие-то возможные средства для воплощения того, что ты чувствуешь и понимаешь.
— Раз уж мы сейчас говорим о «Быке», то что ты здесь хотел воплотить?
— Когда я прочитал сценарий, то увидел в нём безнадежность и одновременно надежду. Это все несколько эфемерные будут слова, потому что это нельзя так объяснить конкретно, да и если бы было можно, то было бы, наверное, скучно. Этот персонаж, Бык (кличка Антона Быкова – прим. ред.), он в себя вобрал, с одной стороны, всю безнадежность, отчетливо осознавая, что перспективы никакой нет, но одновременно с этим у него есть глобальная надежда на то, что всё будет, что все всё смогут. Вообще то время в России, конец девяностых – это то время, когда происходил важный переход от чего-то к чему-то.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
— Получается, что фильм больше об отчаянии, чем о надежде.
— О надежде в отчаянии. Об отчаянии в надежде. Об отчаянной надежде, если уж копаться в словах (смеётся). Это хорошие два слова, отчаяние и надежда. Как их не сочетай, всё будет про этот фильм.
— Это применимо и к нашей современной жизни? Та ситуация, которая разворачивается в фильме?
— Конечно, потому что мы выросли из этого всего, это очень близко всё. Кто-то этот период прошёл в одном возрасте, кто-то в другом, но, так или иначе, то, что мы сейчас есть, и то, какой дорогой мы идём в результате – исторически это всё вытекло оттуда. Естественно, мы уже далеко ушли, живем в другом тысячелетии, с другими проблемами, но фундаментом всего этого является надежда и отчаяние.
— Юра, что тебе больше всего нравится в актёрской профессии?
— То, что ты можешь прожить очень много жизней, которые ты не смог бы прожить иначе. Если ты не актёр, то такая жизнь, которой я живу, называлась бы шизофрения. А если ты – актёр, то всё нормально, это твоя профессия.
— От гениальности до шизофрении, то есть сумасшествия, как известно, один шаг. В актёрской профессии точно так же?
— Это, действительно, так, но тут не идёт речь о гениальности. Просто гений – это человек, который превосходит своё время на много шагов вперед. Обычно гения понимают спустя десять, пятьдесят, сто, двести лет. Поэтому если про кого-то сегодня говорят, что он – гений, это вообще не так. Сегодня ты не можешь понять, кто гений, а кто нет. Ты просто не поймешь, о чем этот человек. Все гениальные вещи неочевидны для современников.
— Говорят же, что самый продаваемый художник – мёртвый художник. Ты это имел в виду?
— Отчасти, да, но есть и другая сторона вопроса. Очень многие вещи художники – и я сейчас не о живописцах, а именно о Художниках говорю – делали из-за того, что им были нужны деньги. И да, чтобы поесть, нужно сотворить что-то, и это тоже нормально. Когда человек погрязает в богатстве, ему это мешает жить. Это сложно – быть богатым.
— Юра, давай вспомним ту сцену из «Быка», где Антон с Таней (одна из главных героинь в фильме – прим. ред.) отношения выясняют. Речь о чувствах, но Антон говорит: «Я не знаю, что я чувствую». Он, действительно, не знает? Или это потому, что у него, как в знаменитой пирамиде Маслоу, не заполнены базовые уровни с базовыми потребностями, а значит, ему тут не до высоких чувств?
— Нет, он понимает, что он чувствует. Это любовь, но он просто не может этого сказать. Это тоже глобальный вопрос того времени, да и не только, кстати, того. Для русского человека сегодня это почему-то сложные слова – «Я тебя люблю». Не так много людей, особенно мужчин, которые могут говорить: «Я тебя люблю», говорить это одновременно честно, и тогда, когда это нужно сказать. Очень много настоящих мужчин не могут это произнести, потому что им кажется, что это признак слабости. Это целый комплекс проблем, связанных с устройством человеческого самца, если можно так выразиться. В общем, этот кусочек из фильма до сих пор актуален и современен.
— Он ощущает это счастье в тех сценах, когда у него есть Она. Счастье – это вообще двоякий вопрос, как и то, как ты его можешь ощутить. Мы часто понимаем, что мы были счастливы, но спустя некоторое время, а вот в моменте ощутить это почему-то не получается. Такая уж она, особенность человеческой натуры.
Или, если получается ощутить, то это вспышка, которая тут же проходит. И непонятно, счастье это было или кайф. Кайф и счастье ведь совсем разные вещи. Вот ты могла бы про себя сказать, что ты – счастливый человек?
— Я бы сказала, что да, я – счастливый человек. А ты – нет?
— Я тоже так про себя могу сказать. Хотя нет, это ведь бравада! Ты видишь вокруг себя много людей, которым очень сложно, и, понимая это, ты просто не можешь позволить себе сказать: «Нет, я – несчастливый человек!» При этом у тебя всегда есть куча проблем, которые тебе мешают жить. Вообще, я считаю, каждый человек должен считать себя счастливым и понимать, что он – счастливый. Уныние – это грех. Если ты говоришь, что ты несчастлив, это значит, что у тебя просто есть какая-то проблема, и ты должен её победить.
Мы беседовали с актёром Юрием Борисовым.
