Ярослав Сейферт - 20-летие со дня смерти
Ярослав Сейферт принадлежит к блистательной плеяде поэтов, заявивших о себе в самом начале 20-х годов прошлого века и завоевавших чешской литературе международное признание. Он начинал свой путь с такими яркими талантами, как В. Незвал, К. Библ и И. Волькер, но ему суждено было надолго пережить сверстников, чтобы уйти из жизни на пороге своего 85-летия патриархом чешской лирики и лауреатом - единственным в чешской литературе - Нобелевской премии. Во вторник исполняется 20 лет со дня его смерти.
Ярослав Сейферт принадлежит к блистательной плеяде поэтов, заявивших о себе в самом начале 20-х годов прошлого века и завоевавших чешской литературе международное признание. Он начинал свой путь с такими яркими талантами, как В. Незвал, К. Библ и И. Волькер, но ему суждено было надолго пережить сверстников, чтобы уйти из жизни на пороге своего 85-летия патриархом чешской лирики и лауреатом - единственным в чешской литературе - Нобелевской премии. Во вторник исполняется 20 лет со дня его смерти.
Кроме поэтических заслуг, Сейферта отличала также его активная гражданская позиция. В 1956 г. поэт, выступивший уже в 1929 г. из рядов коммунистов, выступил в защиту заключенных писателей. В конце 60-х годов Ярослав Сейферт стоял во главе Союза чешских писателей и протестовал против вторжения войск Варшавского договора на территорию Чехословакии и последующей нормализации, а также был одним из первых, подписавших манифест антикоммунистического сопротивления «Хартия-77» Вацлава Гавела. Вспоминая о поэте, мы предлагаем вашему вниманию одну из записей, находящихся в архиве Чешского Радио и запечатлевших голос поэта в середине 30-г годов. Сейферт читает одно из самых известных своих стихотворений «Гора Ржип».
Гора Ржип
Перевод И. Гуровой
Я видел снежных гор громады,
но петь им не хочу баллады,
хоть искрится из них любая:
вон белая, вон голубая.
На них застыли льдов каскады,
но петь им не хочу баллады.
Когда же вижу издалека
вершину горку невысокой,
что белой тучкою сверкает, -
то сразу сердце замирает.
Коням в конюшне не стоится,
и облака скользят в пшенице,
и колос налитой трепещет,
копье святого Йиржи блещет,
застыв звездою над драконом.
Мелькает бабочка по склонам,
блестит на солнце венчик мяты,
как белый жемчуг, в перстне сжатый.
Гляжу, не в силах наглядеться,
родится песня в стуке сердца.
И, слезы с песнею мешая,
кричу: нет в мире лучше края.
«Я не хотел бы быть неблагодарным по отношению к своей жизни, - писал Сейферт в воспоминаниях. - Для одного человека всего было предостаточно: глупостей, трусости, разочарований, ударов и поцелуев, безутешности и надежд, и опять новых надежд, когда прежние погасли ...»