Фарида Курбангалеева: «К сожалению, не вся российская оппозиция готова помогать ВСУ»
Через два дня после начала большой войны бывшая ведущая программы «Вести» Фарида Курбангалеева покинула Россию. Сегодня она живет в Чехии, поддерживает Украину, ведет Телеграм-канал и канал на YouTube. На родине против журналистки возбудили уже два уголовных дела.
«Я ощущаю и вину, и ответственность как человек, который работал в российской пропаганде», – говорит Фарида.
С «экстремисткой и террористкой» мы беседуем о том, почему ее в прошлом году не пустили на пресс-конференцию Владимира Зеленского, о сотрудничестве с украинскими СМИ и отношении к политическим амбициям Юлии Навальной.
– Вы давали нам интервью в мае 2022 года. Вы могли в тот момент предположить, что спустя уже почти три года вы всё еще будете жить в Праге, война будет продолжаться, а ваше возвращение в Москву окажется под большим вопросом? Или, скорее, даже не под вопросом, поскольку теперь поехать туда вы не можете. Вы думали, что всё это будет настолько глобально и настолько ужасно?
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
– Нет, честно говоря, не думала. Я пребывала иллюзиях – мне казалось, что всё не просто рассосется, а что сейчас ВСУ при помощи всего мира поднажмут, и Россия потерпит поражение. Я реально так считала, наверное, где-то до конца осени 2022-го года. Тем более тогда украинская армия провела два очень успешных контрнаступления – Харьковское и Херсонское, которые давали надежду на перелом в войне. Но уже в 2023 году, конечно, стало ясно, что никакой быстрой победы не будет. Это было довольно болезненным осознанием. Стало понятно, что моя жизнь связана с Прагой, очевидно, надолго. Сейчас ни о каких сроках вообще речи не идет. Я пока нахожусь здесь, работаю и не строю никаких планов на будущее – это абсолютно бессмысленно.
– Война сказалась на вашей личной судьбе – вы были особо «отмечены» Минюстом РФ. Какими титулами они вас наградили?
– Конкретно Минюст – титулом иноагента. Но сначала меня Росфинмониторинг «наградил» титулами «террориста и экстремиста», а уже потом Минюст признал меня иноагентом. Всё это произошло этим летом. Я ведь не только писала посты, но ещё и работала на канале «Утро февраля» – делала для них раз в неделю интервью. И вот как раз за одно из них я и получила статус «террориста и экстремиста» – за интервью с участником Легиона «Свобода России» Алексеем Барановским, который сейчас воюет в Украине на стороне ВСУ. Это была моя первая уголовная статья, а вторая – за фейки о российской армии. Как я понимаю, мне ее влепили уже вдогонку за посты, которые я писала в своих соцсетях весной 2022 года, после деоккупации Бучи, когда стало понятно, что там творила российская армия. Как мне сказали правозащитники, скорее всего, после того, как на меня завели первое уголовное дело, они специально полезли в апрель 2022 года, потому что тогда все здравомыслящие люди что-то писали о том ужасе, который вскрылся.
– Вы не считаете, что Москва вам мстит, потому что раньше вас там считали «своей»? Не боитесь, что они будут вам мстить еще более жестко?
– Многие так считают. От Москвы, конечно, можно ожидать всего – это, скажем так, очень мстительные люди. Но бояться не имеет никакого смысла, потому что я никак не могу повлиять на этот процесс. Бессмысленно сидеть и бояться, что они подошлют ко мне какого-то человека с «Новичком». Я думаю, что эти разговоры про месть, возможно, несколько преувеличены, ведь я ушла с российского канала давно, еще в конце 2014 года. И уже в то время, как говорится, со мной было всё понятно. Поэтому не знаю, представляю ли я для Москвы настолько значительный интерес, чтобы мне мстить. Мне кажется, что, когда речь идет о какой-то мести со стороны Кремля или Путина, они рассматривает в качестве своих жертв других людей.
– Кем вы себя считаете? Блогером, политическим комментатором, независимым журналистом? В интервью вы даете политические оценки, политологический анализ. Или всё же такие задачи вы перед собой не ставите?
– Конкретных подобных задач у меня нет. Другое дело, что иногда ко мне почему-то обращаются с такими вопросами. Наверное, можно сказать, что я независимый журналист, но при этом сотрудничаю с таким медиа как «Говорит НеМосква», которое пишет о российских регионах. Раз в неделю, каждое воскресенье, мы с маленькой командой делаем программу, которая выходит на YouTube с обзором самых интересных и важных событий в российских регионах. Ведь зачастую СМИ сосредотачиваются на том, что происходит в Москве или в Санкт-Петербурге, ну, может быть, еще в паре крупных городов-миллионников, таких как Казань, а провинция остается за периметром. На самом же деле, там жизнь бьет ключом, что называется, рядового россиянина по голове. Интересно показывать, как большая война сказывается на жизни регионов, от чего страдают люди, какие там есть беды, боль и так далее. Кроме того, я сотрудничаю с рядом украинских СМИ и веду телеграм-канал «Пражский Град» – под «градом» подразумеваются не только замок, но еще и осадки.
Кстати, когда я задумала свой телеграм-канал, это название мне приснилось. Я проснулась ночью, и в голове у меня звучало: «Пражский Град». Утром об этой задумке я рассказала своему знакомому, который тоже живет здесь, в Праге. Он тогда сказал: «Слушай, ведь "Град" – это артиллерийская установка, которой российская армия обстреливает российские города, и тут появляется не очень хорошая ассоциация». Я говорю: «Ну, украинская армия, в свою очередь, тоже применяет систему "Град"». Но, в первую очередь, это все-таки игра слов между Пражским Градом как центром политической жизни Чехии и градом как очень активными осадками, которые могут побить. А после сильного дождя все равно наступит какое-то очищение, катарсис. Все три смысла мне нравятся.
– В июне 2023 года вы попали в чешские новостные ленты, когда вас не пустили на пресс-конференцию именно в Пражский Град, на пресс-конференцию президента Владимира Зеленского, который тогда прилетел в Чехию. Вы выяснили, почему это произошло, и как вы думаете, сейчас с вами бы уже такого не случилось, поскольку ваша репутация поменялась?
– Думаю, это была работа чешских спецслужб, которые по каким-то причинам решили, скажем так, максимально подстраховаться. То есть сделать так, чтобы встреча с Зеленским прошла без сучка и задоринки. Видимо, сначала они меня туда пропустили, а потом решили: «Нет, давайте-ка мы ее уберем». Надо сказать, что это было не самым неприятным, что я тогда пережила, – обо мне еще написала чешская пресса, причем такое уважаемое издание, как Hlídací pes. Молодой журналист провел некое свое расследование. Мне, конечно, очень не понравилась эта публикация, потому что она реально бросала на меня тень. Упоминался инцидент, который произошел со мной в марте 2022 года на Главном вокзале Праги, когда в Чехию пребывало большое количество украинских беженцев. Там на меня набросилась украинская волонтерка, которая увидела, как я подхожу к беженцам и разговариваю с ними о тех ужасах, которые они пережили, – многие из приехавших уже побывали в Украине под обстрелами. Волонтерка посчитала меня шпионкой, нажаловалась главной волонтерке, вызывали полицию. Было неприятное разбирательство, которое длилось несколько месяцев. Я давала показания в полиции и так далее.
СМИ раскопали эту информацию, связали с пресс-конференцией Зеленского и решили, что я, видимо, какой-то непростой человек. Я написала открытое письмо, которое к чести издания, Hlídací pes опубликовал без малейших купюр. Я написала о себе, рассказала, где работаю, – я тогда очень активно печаталась, была автором в таком авторитетном российском издании как Republic. Я написала, что если бы мне нужно было собирать информацию о происходящем в Украине, то я в последнюю очередь пошла бы на вокзал, где в присутствии огромного количества людей пыталась бы разговаривать с этими травмированными, немножко сошедшими с ума от ужаса людьми. Что я общаюсь с огромным количеством военных экспертов, украинских журналистов, активистов, политиков и имею доступ к гораздо более интересной и полной информации, чем та, которую мне могли сообщить люди, которые уезжали из-под обстрелов. Из моего письма было понятно, что мне можно доверять. Я просто хотела, чтобы читатели узнали и мою позицию тоже, чтобы не ставилась точка на том, что я непонятный человек с непонятными историями и так далее. С этим я смириться никак не могла. В конце концов, я понимала, что мне здесь, что называется, еще жить.
– Вы делаете совместные стримы с Виталием Портниковым, у вас есть определенный круг украинских журналистов, с которыми вы интенсивно сотрудничаете. Помогает вам в поддержании этих контактов то, что вы себя презентуете как представительницу татарского народа? Быть русским сейчас непросто…
– Это сложный вопрос, потому что для многих украинцев татары – такие же русские в том смысле, что они воюют за русский мир, и это чистая правда. Я лично общалась с такими татарами. Я знаю татар, которых очень волнует, что, например, «Украина может отойти Польше». Они в жизни не были в Украине и никогда не будут, но почему-то в них тоже очень сильно сидит имперское начало, несмотря на то, что они не являются этническими русскими. И многие украинцы это прекрасно понимают – для них татарин ты не или нет вообще не имеет никакого значения. Ты такой же русский человек, который несет им смерть и боль. Я не могу сказать, что татарское происхождение – какая-то индульгенция для таких, как я. Потому что Украина, конечно, сыта по горло и всеми этими так называемыми «нацменами», которые прут и прут туда с оружием в руках. К большому сожалению. С другой стороны, есть такие люди, как Портников, – это все-таки особенный человек, историк, и, наверное, он может проводить какую-то градацию. Я, кстати, очень благодарна ему за те интервью, которые он мне периодически дает. Они всегда собирают много просмотров.
– Украинская сторона достаточно скептически относится к русской оппозиции. Вы следите за деятельностью оппозиционеров в Европе? Участвуете в каких-нибудь форумах?
– За деятельностью слежу, но в форумах ни разу не участвовала. Честно говоря, я не знаю, есть ли в них какой-то смысл. Надо признать, что российская оппозиция, которая вся находится в изгнании, не имеет никакого влияния на политический ландшафт в России. Есть, конечно, определенный процент россиян, возможно, 20–30%, – это я беру по максимуму – которые сидят в YouTube, в оппозиционных телеграм-каналах. Они, кстати, очень благодарные зрители – благодарят за то, что получают доступ к информации, которую невозможно больше нигде получать, и уж точно не в российских СМИ.
Конечно, следует признать, что все наши комитеты, форумы, собрания не имеют никакого «выхлопа». Как действительно нужную, рациональную, прагматичную вещь можно рассматривать только помощь российским политзаключенным. Я знаю, что этим активно занимается Михаил Ходорковский со своей командой. В остальном, конечно, единственная реальная поддержка Украине со стороны российской оппозиции состоит в помощи ВСУ. Но, к большому сожалению, далеко не вся российская оппозиция готова пойти на этот шаг.
– Как вы расцениваете заявление Юлии Навальной, что она готова баллотироваться в президенты, хотя не совсем понятно, когда это может произойти, в каком контексте и с кем она готова соперничать.
– К этому я отношусь так же, как к собраниям и комитетам российской оппозиции. Я ни разу не слышала от Юлии Навальной какой-то программной речи. С чем она собирается становиться кандидатом? С каким набором тезисов? После того как Алексея убили, на Юлю стали возлагать очень большие надежды. Она периодически получает какие-то премии, встречается с политиками довольно высокого ранга, такими как Джо Байден, даёт интервью очень крупным мировым СМИ. Но я ни разу не слышала и не видела её именно в качестве политика – чтобы она произнесла какую-то политическую программную речь, которая давала бы представление о том, с чем она собирается идти на эти самые выборы, скажем так, в «прекрасной России будущего».
– А как вы представляете себе «прекрасную Россию будущего»? Вы вообще как-то представляете себе Россию после завершения войны?
– Представляю, но это безусловно будет не та страна, о которой грезил Алексей Навальный. Мне кажется, сейчас, в 2024 году, уже не приходится на полном серьёзе говорить о какой-то «прекрасной России будущего». Мы все прекрасно понимаем, что, если это будещее и наступит, то очень нескоро. А если даже, допустим, умрёт Путин, то это отнюдь не значит, что наступит «прекрасная Россия будущего», – начнутся какие-то совсем другие времена. И даже если эволюционным путём мы к этому придём, то даже не через десять лет. Поэтому мечтать можно, но рассуждать об этом «на серьёзных щах» сейчас невозможно. Поэтому и к словам Юлии Навальной я тоже отношусь, наверное, даже с некоторой долей иронии. Но ещё раз повторю: если бы я хотя бы понимала, что за политик Юлия Навальная, мне, наверное, бы было легче представить её в контексте этой «прекрасной России будущего», которая когда-нибудь, как мы надеемся, наступит. Однако Юлии нужно было всё-таки сформулировать свою позицию, когда в отношении нее были определенные ожидания. Да, она подняла это упавшее знамя, но что она может предложить? Как она собирается выстраивать отношения со всем остальным миром, с Украиной? Собирается ли она отдавать Крым? Ничего подобного я от неё не слышала.
– Юлию Навальную упрекают в том, что она в целом редко говорит о войне в Украине...
– Это вообще характерно для сторонников Навального, для того же самого ФБК, которые считают, что это не их тема. Они говорят: «Наш конёк – это расследования. Мы выводим на чистую воду всяких негодяев. Мы не только ВСУ не помогаем, но вообще не касаемся Украины». А Юлия Навальная, вероятно, не имея собственной четкой позиции, берет на вооружение какие-то их мысли, взгляды, принципы и выдает за свои. Возможно, ей нужно время, но, мне кажется, она упустила некий момент.
– Сейчас к Юлии Навальной опять было привлечено внимание в связи с выходом книги «Патриот», написанной ее мужем. Вы будете ее читать?
– Да, я это сделаю.
– В 2022 году вы говорили, что у вас плоховато с чешским языком. Вы продолжаете его учить или всё-таки живёте в русскоязычном интернете?
– Я прекрасно понимаю, что чешский у меня по-прежнему плохой и не развивается именно в связи с тем, что я пишу, говорю, выступаю на русском языке. Если бы, допустим, я работала в кафе, где говорила бы только на чешском, то язык у меня был бы гораздо более продвинутым. Мне за это стыдно, и эту ситуацию я исправлю. Поскольку я хочу получить чешское гражданство, то буду учить чешский язык и доведу до хорошего уровня.
– У вас случился роман с Прагой, или вы остались равнодушны к этому городу?
– Роман с Прагой У меня случился еще в 2002 году, потому что Прага была моей первой заграницей. Мы с мужем, еще очень молодыми, накопили денег и поехали в Чехию в свадебное путешествие. Мне очень понравилась Прага, и в какой-то момент, когда мы бродили по пражским улицам, офигев от культурного шока, я сказала себе: «Вот бы здесь жить!» Это к вопросу о том, как надо быть аккуратным со своими высказываниями. Здесь я переживала и тяжелые времена – не могу сказать, что моя жизнь была в Чехии сахарной, но, в любом случае, я рада, что моя жизнь сложилась так, что теперь связана с Чехией и с Прагой. Конечно же, город не оставляет меня равнодушной. Это один из красивейших городов Европы или даже мира. Многие, наверное, мечтали бы здесь жить, а я уже живу. Сейчас я, наверное, уже могу сказать, что это мой дом.
– У вас есть какое-то стихотворение, которое отвечало бы вашему сегодняшнему ощущению времени, города, мира?
– Я очень люблю Гумилева. Стихотворение, которое я прочитаю, называется «Заводи».
Солнце скрылось на западе
За полями обетованными,
И стали тихие заводи
Синими и благоуханными.
Сонно дрогнул камыш,
Пролетела летучая мышь,
Рыба плеснулась в омуте…
… И направились к дому те,
У кого есть дом
С голубыми ставнями,
С креслами давними
И круглым чайным столом.
Я один остался на воздухе
Смотреть на сонную заводь,
Где днем так отрадно плавать,
А вечером плакать,
Потому что я люблю Тебя, Господи.
Я понимаю, почему мне нравится это стихотворение. Это строки: «У кого есть дом с голубыми ставнями, с креслами давними...» Это про нас. Наш дом теперь здесь. Мой дом теперь здесь. Но в то же время я, конечно, ощущаю утрату другого дома, которого у меня больше нет. И, скорее всего, никогда не будет.
Полностью интервью с Фаридой Курбангалеевой слушайте в аудиозаписи.