10) Патрик Оуржедник: «Европеана» стремительна, инфантильна и, скажем так, псевдонаучна
Патрик Оуржедник — чешский поэт, прозаик и переводчик. С 1984 года он живет во Франции, иногда приезжает в Чехию, пишет на чешском, а произведения своих земляков переводит на французский… или же наоборот? Живет в Чехии и ездит во Францию? Пишет на французском, а произведения своих французских земляков переводит на чешский? В интервью Чешскому радио в 2018 году Патрик Оуржедник признался, что и сам этого толком не знает.
Патрик Оуржедник родился в 1957 году в Праге в семье чешского врача и французской учительницы. В период Пражской весны он был еще ребенком, но успел надышаться воздухом свободы и в 1970-е годы стал членом чехословацкого общественного объединения «Джазовая секция», а в 1979 году подписал петицию за освобождение политзаключенных в Чехословакии. В результате он был лишен возможности получить высшее образование и работал продавцом в книжном магазине, архивариусом, кладовщиком, санитаром, почтальоном, разнорабочим, а в свободное время активно занимался шахматами.
В 1984 году Патрик Оуржедник эмигрировал во Францию, где ему неожиданно пригодилось его увлечение — он стал консультантом по игре в шахматы, а в свободное время слушал курс французской литературы, истории идей и истории религиозного мировоззрения. С 1986 по 1998 гг. он работал редактором и руководителем литературной рубрики в журнале L’Autre Europe, посвященном жизни в Восточной Европе, и печатался в эмигрантских изданиях 150 000 slov и Svědectví, поддерживавших связь между чехословацкими эмигрантами и оппозицией внутри страны.
В качестве переводчика Патрик Оуржедник дебютировал в самиздате еще в 1978 году, однако его первым официально опубликованным переводом стали произведения Жака Бреля в 1984 году. Авторские произведения Патрик Оуржедник начал издавать после переезда во Францию. Наибольшей популярностью пользуется его «Европеана: Краткая история XX века», переведенная более чем на тридцать языков и ставшая, таким образом, самой переводимой чешской книгой из написанных после 1989 года.
В 2006 году «Европеана: Краткая история XX века» вышла на русском языке. А сейчас - небольшой отрывок из произведения в переводе Екатерины Бобраковой-Тимошкиной:
«В немецкой армии в 1944-1945 годах воевало полмиллиона женщин, а некоторые работали в специальных отделах по разминированию, чтобы немецким солдатам было куда отступать, а других расстреливали вражеские самолеты, которые бомбардировали немецкие города. И четыре миллиона женщин работали в гражданской обороне и вытаскивали трупы из-под обломков разбитых домов и отвозили их в братские могилы, чтобы не началась эпидемия. А в некоторых городах для женщин устраивали специальные курсы по сжиганию трупов. Курсы длились четыре дня и были организованы для групп пятнадцати-двадцати слушательниц. Они учились, как обращаться с машиной для дробления костей, как закапывать яму, куда складывали трупы, и как просеивать почву, чтобы на месте этой ямы потом можно было сажать деревья. Деревья были очень важны в городах, потому что обеспечивали регенерацию кислорода, а пепел трупов можно было использовать как удобрение для фруктовых и овощных садов, потому что в Германии стало недоставать органических удобрений.
**
Иприт был самым действенным из всех боевых газов и постепенно вытеснил другие боевые газы — хлор, фосген, хлорпикрин, синильную кислоту или арсин, он успешно использовался еще долго после первой мировой войны. Тем временем ученые выдумали другие боевые газы — люизит, табун, зарин, зоман. Использование боевых газов было запрещено на различных конференциях в 1899, 1907, 1922, 1925, 1946, 1954, 1972, 1990, 1992 годах. А на фронтах и в тылу устраивали учебные газовые атаки, и солдаты и мирные жители учились быстро надевать противогаз и следить, чтобы в фильтр не попала глина или мелкие частицы развалин. А в 1915 году французы придумали специальный противогаз для лошадей, а в 1922 году немцы придумали специальный противогаз для собак. А в конце века врачи придумали превентивные лекарства от отравления газом, но часто получалось так, что лекарства от отравления вызывали гепатит и туберкулез и мигрень и провалы в памяти».
Вот такая она, «Европеана» Патрика Оуржедника, краткая история XX века...
Русскоязычные читатели смогли познакомиться с «Европеаной» именно благодаря переводчице Екатерине Бобраковой-Тимошкиной. В интервью Радио Прага International она рассказала, с чего началась работа над переводом:
— Ситуация, когда переводчик сам выбирает книгу и активно предлагает ее издателям, не очень типична. В данном случае все было так: я заинтересовалась этой книгой в начале 2000-х — я как раз начинала свою переводческую карьеру, а «Европеана» получила премию в 2001 году. Мне очень хотелось ее перевести, но я была совершенно не готова обращаться в издательства, активно эту книгу предлагать и убеждать, чтобы кто-то ею заинтересовался и купил права. Я сделала перевод небольших отрывков, они были размещены на сайте известного российского переводчика Макса Немцова «Лавка языков». Спустя пару лет ко мне обратился журнал «Иностранная литература», они делали номер, посвященный чешской литературе и культуре. И они, купив права на произведение у Патрика Оуржедника, заказали мне перевод нескольких отрывков для журнала. Еще через какое-то время, возможно, через год, я не помню точно, ко мне обратилось издательство Ивана Лимбаха. Они сказали, что им нравится эта книга и они собираются приобретать права у Патрика Оуржедника и издавать ее, а также, что им нравится мой перевод, изданный в «Иностранке». Мне это было очень приятно. Мы подписали договор, и я перевела всю книгу целиком, уже для них.
От задумки до реализации проекта всегда проходит определенное время, а перевод книги — это процесс трудоемкий и достаточно длительный. Как долго продолжалась работа над русской «Европеаной»?
— Точно я сказать не могу, я уже сейчас не помню. Но я не работала над ней непрерывно, у меня была параллельно другая работа и другие проекты. Какое-то время заняли переговоры. Но в общей сложности эта история длилась года три.
Одна из особенностей «Европеаны» в том, что в книге нет глав, автор свободно перемещается из эпохи в эпоху… Насколько сложно работать с таким «неупорядоченным» текстом? Были ли проблемы со стилем повествования?
— Сама по себе композиция не облегчает и не усложняет работы. Книга все-таки разбита на блоки, и, хотя автор в этих блоках перескакивает с одной темы на другую, каждый блок представляет собой определенную законченную историю или мысль. Разбита книга на главы или нет — чисто технически не представляет проблемы. Но сложности, естественно, были, мне не всегда было все на 100% понятно. К счастью, у меня была возможность консультироваться с автором, и за эту возможность я ему очень благодарна. Сложность была также в том, что язык этой книги — это не язык Патрика Оуржедника. Повествование ведется от лица наивного, неискушенного и безэмоционального наблюдателя, который живет вне нашего культурного контекста. Соответственно, книга написана очень наивным языком. Мне было важно попасть в этот тон и не сбиться с него. Это была, наверное, основная сложность.
Прямой контакт переводчика и автора произведения, двух творческих людей, не всегда бывает простым, здесь не обойтись без умения сглаживать острые углы, искать не столько творческие, сколько человеческие компромиссы. Екатерина Бобракова-Тимошкина, похоже, сумела найти правильный тон в общении с Патриком Оуржедником.
— Я не скажу, что это была очень интенсивная совместная работа, но у меня был его электронный адрес. Сначала я у него спрашивала что-то для издательства, а потом, если у меня возникали вопросы, писала ему майл. Он отвечал довольно лаконично. Я так поняла (из всего, что я о нем читала, из интервью и личного общения), что он не очень любит комментировать свои книги и объяснять, что это и о чем, принципиально считая это неправильным. Таких вопросов я не задавала, у меня были чисто технические мелкие вопросы: правильно ли я поняла то или иное. Мне казалось честным в ситуации, когда я чего-то не понимаю, обсудить это с ним.
В 2018 году в интервью Чешскому радио Патрик Оуржедник признался, что не очень любит возвращаться к своим старым книгам: так можно никогда не сдвинуться с места, все время придется переделывать, переписывать, улучшать, актуализировать… Однако с момента написания «Европеаны» прошло уже двадцать лет, и Патрик Оуржедник рассказал, как бы он сегодня работал с этой книгой:
— Добавлять новые слои, новые истории бессмысленно, но если бы я писал «Европеану» сегодня, книга основывалась бы уже на других принципах. «Европеана» возникла на фундаменте из трех понятий, характерных для ХХ века, которые и создали всю концепцию произведения: стремительность (ХХ век во всех отношениях был более стремительным, чем все предыдущие столетия), инфантилизм и сциентизм (хотя термин появился раньше, в полной мере явление развилось именно в ХХ столетии). Моей задачей стало написать стремительный, инфантильный и, скажем так, псевдонаучный текст. Так что «Европеана» — результат симбиоза этой святой лексической троицы. Сегодня я бы к этим словам добавил «политкорректность» — во всей своей красе она проявилась уже в XXI веке. Разумеется, сам концепт политической или гражданской корректности морально правильный, я ни в коем случае не ставлю это под сомнение. Человеческие чувства и принципы нельзя принижать. Однако как только политкорректность переходит из сферы личностного восприятия в общественную, как только она становится доктриной поведения в обществе, это приводит к повсеместной и полной самоцензуре, осознаем мы это или нет. Так что, если бы я хотел вновь воспользоваться концептом «Европеаны» применительно к XXI веку, у меня бы получился самоцензурированный роман.
По словам переводчика, читатель «Европеаны» должен быть готов к определенной литературной игре, причем по правилам автора. Необходимо понимать и чувствовать исторический и культурный контекст и быть готовым к тому, что автор с одинаковой отстраненностью рассказывает о взлетах и падениях, о геноциде и окончании войны, о насилии и великих научных открытиях. И несмотря на кажущуюся поверхностность и легковесность, из этого складывается портрет ушедшего века. Каким же должен быть читатель «Европеаны»?
— Я не знаю, можно ли в случае художественной литературы ставить вопрос о целевой аудитории. Вот, например, у маркетингового текста есть своя четко сформированная целевая аудитория, на которую он направлен. А художественные произведения, как мне кажется, пишутся не для конкретной аудитории, а потому, что хочется что-то сказать… Какова целевая аудитория, скажем, у «Войны и мира»? Я не знаю… Школьники, готовящиеся к ЕГЭ? Или иностранные интеллектуалы? Основываясь на тех отзывах, которые я видела, мне кажется, что «Европеана» может заинтересовать самых разных людей — не только богемистов, не только интеллектуалов. Естественно, читатель должен быть хотя бы минимально подготовлен к тому, чтобы воспринять ее. Он должен догадываться, что это не литература фактов и не учебник истории, а литературная игра, и придется, скажем так, играть по этим правилам. Но определить какую-то конкретную аудиторию я затрудняюсь.
В своем произведении Патрик Оуржедник показывает ХХ век в масштабах Европы. За это столетие Европа пережила революции, гражданские войны, распад, объединения и новый распад государств, две мировые войны, геноцид целых народов и убийства отдельных выдающихся людей. А кроме этого были открытия в медицине и физике, покорение полюсов, горных вершин и космоса. Поможет ли произведение чешского автора русскоязычным читателям взглянуть на эти события под другим углом?
— Книга была издана четырнадцать лет назад, и я не знаю, совершила ли она какой-то сдвиг в сознании русскоязычных читателей. Мне кажется, дело не в том, что эта книга чешского писателя, а в том, что «Европеана», которая, насколько я знаю, стала одной из самых переводимых книг чешской литературы, это универсальное произведение. Ее много переводят именно потому, что она универсальна, а не потому, что это книга чешского автора, изданная во Франции. И читатель — русский, чешский, французский, да какой угодно — найдет в ней что-то свое. Кто-то будет читать ее как книгу о ценности человеческой жизни в ХХ веке; кто-то как книгу о религии; кто-то как книгу о дискурсе; кто-то как книгу о геноциде, а кто-то как… книгу о феминизме.
А что же стало главным в этой книге для переводчицы Екатерины Бобраковой-Тимошкиной?
— Наверное, лично для меня это книга о том, как обычные, простые, маленькие люди, со своими обычными, простыми, маленькими историями выживали в ХХ веке и создавали его, сами того не осознавая. О том, что история — это каждый из нас и все мы. Такие, какие мы есть.
