Тройное дно, или Очеловечивание бункеров
Сегодня мы продолжим знакомство с выставкой Cake and Lemon Eaters («Едоки бисквитов и лимонов») в Галерее Рудольфинум, где представлено творчество художников Виктора Пивоварова и Геда Куинна. Русский художник, живущий в Праге, как и британский экспериментатор, преображают опознаваемые шедевры классиков то в ребусы, то в притчи.
Работы Виктора Пивоварова, однoгo из основоположников московского концептуализма, который по-прежнему считает себя русским художником, хотя и живет в Праге с 1982 г., представлены в ряде государственных галерей России, в пражской Национальной галерее и в престижных зарубежных собраниях.
Виктор Пивоваров:
- Работы, которые здесь представлены, это только одна из линий, которые я веду параллельно, можно сказать. То есть линия, связанная с классической европейской живописью так, как она развивалась от эпохи Рeнессанса, и до XIX века. А другие вещи у меня, они самые разные – и абстрактные картины, и концептуальные проекты, и альбом…
- И графика …
- Да, и так далее. Здесь этот выбор связан именно с соседством с этим английским художником, который мне очень нравится, и я очень доволен этим выбором, но это только часть небольшая этих опытов или опусов, которыми я занимаюсь.
Вы сейчас поселились с Куинном, можно сказать, в одной плоскости - высвечиваются ли для вас при таком размещении ваших работ какие-то другие смысловые грани?
- Нет. Единственное, что я могу сказать – это ощущение возникло у меня на предыдущей выставке братьев Чепмен (концептуальные художники Джейк и Динос Чепмен – прим. ред.), они и Гед Куинн - практически ровесники и принадлежат к одному, более новому поколению английских художников: когда я пришел на выставку, у меня возникло ощущение, что это мои дети. В смысле духовном, художническом, не по возрасту, и вот почему. Потому что у меня сын, известный художник, и эти братья Чепмен, и Гед Куинн, они настолько родственны по своим поискам, мироощущению – я не скажу, что взглядам, но каким-то тонким очень энергиям. Это одно поколение, которое работает в одном каком-то пространстве, и поэтому я воспринимаю их как своих детей. И это же чувство есть у меня и с Гедом Куинном.
Вы с ним знакомы лично?
- Я с ним познакомился только в процессе подготовки этой выставки, он приезжал сюда, и это общение крайне неполноценно, потому что я не говорю по-английски, он не говорит, естественно, по-русски, так что общались мы через переводчика, но впечатление от него очень хорошее. Это такой симпатичный, очень замкнутый человек.
Куратор выставки Петр Недома, представляя ваши работы первым посетителям, говорил, что в натюрморты переселились некоторые предметы вашего еще московского быта - например, открытый кошелек, письмо – последнее нашло вас уже в лице адресата. Что еще из личных ваших предметов можно видеть в ваших работах?
- Здесь – почти все, например, эта алюминиевая кастрюлька, которая фигурирует на нескольких… кастрюлька с помятой крышкой - ну, сразу, мгновенно возникают воспоминания о России, это где-то даже 1950-60-е годы. Или книжечка «Сверчок на печи», или натюрморт такого ностальгического типа, который называется «Выпивка и закуска», где кусочек хлеба и стакан с водкой. Здесь очень много таких личных предметов.
В прошлый раз Виктор Пивоваров, говоря о картинах Геда Куинна, отметил, что они почти не поддаются интерпретации, что автор «выбивает почву из-под ног зрителей, посягающих на трактовку». A как обстоят дела с картинами самого Пивоварова - являются ли те из полотен, где художник также ссылается на наследие мастеров прошлого - например, на работу Доменико Гирландайо «Старик с внуком», «недотрогами» в этом смысле? Парафраза этой картины в интерпретации Пивоварова называется «Дедушка, видел ли ты Бога?»
- Мои вещи как раз возможно интерпретировать, но этих интерпретаций очень много. Это («Дедушка, видел ли ты Бога?») можно по-разному интерпретировать: и то, как говорил куратор о связи поколений - дедушка и внучек представляют собой такое объятие, там и нежность, и одновременно эта связь неразрывная. Это может быть одна линия рассуждений, вторая линия - это картина о смерти, о том, что старший, дедушка, уходит, а этот младший остается. Этот Харон, который там переплывает реку мертвых, дает возможность такого рода интерпретации. Есть там и еще одна скрытая линия, которую мало кто может заметить. Вот этот пейзаж, где Харон переправляется на другой берег, он написан в цветах картин Малевича – там такой красный и синий цвет, так что там …
Есть двойное или тройное дно?
- Да, тройное дно. Малевич - это как бы другой берег, который находится за смертью. Вот такая разница между мной и им (Гедом Куинном – прим. ред.), хотя одновременно это и очень близко, потому что когда много интерпретаций, это все равно, что никакой.
- Никакой, потому как расплывчато…
Побродим еще по залам галереи Рудольфинум вместе с куратором выставочного проекта «Едоки бисквитов и лимонов» Петром Недомой и остановимся у «бисквитной» серии натюрмортов Куинна с такими названиями как «Археология бункеров», «Миф о металлах», «Они жаждут пищи, но не могут ее переварить», «Равнодушный, и далеко от дома».
Петр Недомa:
- Главной темой этих натюрмортов являются бункеры, то есть оборонительные сооружения, построенные в конце 30-х годов, например, во Франции, хотя равно так и у нас в Чехии существовала и до сих пор существует серия таких бункеров, очень специфичных и странных на сегодняшний день построек. Странных потому, что это ссылка на насилие, на войну и на раздел территории, а в целом – ссылка на угрозу. И такое наследие принадлежит к темным страницам европейской истории и культуры.
С другой стороны, этим строениям, встречаемся ли мы с ними, с их сиротством, на французском или датском побережьях, или же в Чехии, присуща некая темная красота. А в подаче Геда Куинна этот грозный по большей части облик бункеров с темным прошлым, отмеченным кровью, страданиями и войной, предстает на уровне мещанской идиллии и «ахов» вокруг вполне обыденных вещей, так как бункеры в его натюрмортах изображены в виде бисквитов и различных десертов, поджидающих, когда их будут потреблять к чаю и кофе, сопровождая это занятие пустой послеобеденной болтовней.
Тем самым, отмечает Петр Недома, Гед Куинн обесславил, обесчестил эти бункеры, но одновременно также очеловечил.
- Это принцип, который берут на вооружение оба этих художника – Гед Куинн и Виктор Пивоваров, и, может быть, суть выставки, дающей ссылки на картины из сокровищницы европейской культуры. На работы, которые представляются нередко с большим чувством юмора. В качестве примера я приведу картину Виктора Пивоварова, ссылку на известный портрет Сезанна в профиль – это был уже пожилой в то время человек, несколько облысевший и не очень аккуратно выглядевший. Он изображен уставшим и пишущим картину, картину … Малевича. То есть в этом случае сталкиваются два полюса, которые не могли никогда повстречаться, только в этой работе, заключает Петр Недома.
Минуя перекличку натюрмортов Геда Куинна и Виктора Пивоварова, или «Сына Сатурна» и «Дочь Тролля» из цикла «Дети богов», а также ряд других произведений 2011 года породнившегося с Прагой русского художника, зритель может вновь убедиться в наличии магнетизма, свойственного миру картин этого мифологического рассказчика. Эта черта остается особенностью Пивоварова, что подтверждает и сам автор рассказов на холсте.
- Это остается - и эти натюрморты, где есть ряд вещей, о которых можно рассказывать, и эти картины, это всюду. Это то, что у нас называется нарративное искусство.
Возвращаясь еще в прошлое – в 1970-е годы проходили дискуссии, в которых вы принимали активное участие. Обсуждалось то, насколько искусство обладает потенциалом расшевелить оцепенение, присущее периоду так называемой нормализации. Если бы сегодня состоялись подобные дискуссии в среде художников, какая тема, по вашему мнению, была бы наиболее актуальной?
- Я считаю, что политика, и искусство это чувствует - это самые острые места, когда искусство двигается на границе с политикой. Это действительно очень актуально и легитимно. Например, в годы моей юности было совершенно невозможно, чтобы кто-то (из художников) делал политику, и не потому, что это было опасно, просто это считалось грязной областью, к которой нельзя прикасаться. А сейчас искусство очень сильно расширяет свои границы.
