Фильм «Видение бабочки» украинского режиссера Максима Наконечного: война глазами женщины и дрона
В этом году на Международном кинофестивале в Карловых Варах было представлено восемь проектов, которые находятся на завершающей стадии производства и созданы в Украине или при поддержке Украины. Презентация должна была состояться на международном кинофестивале в Одессе, но из-за войны в этом году его провести не удалось. Таким образом Карловарский кинофестиваль решил поддержать украинскую кинематографию.
В этом году в программе KVIFF было также представлено четыре полнометражных украинских фильма: «Видение бабочки» Максима Наконечного, «Клондайк» Марины Эр Горбач,️ «Памфир» Дмитрия Сухолицкого-Собчука и «Вспышка» Валентина Васяновича. Все эти ленты являются в той или иной мере рефлексией военного конфликта на Донбассе, причем еще до начала идущей в настоящее время войны.
Лента «Видение бабочки» совместного украинско-чешского производства была показана на фестивале в рамках чешской предпремьеры. Впервые фильм был представлен в 2021 году на кинофестивале в Каннах. «Видение бабочки» повествует о молодой женщине Лиле, воевавшей на Донбассе и пробывшей там несколько месяцев в плену у сепаратистов, ее попытках справиться с полученной травмой и не поддаться ей. Лиля, эксперт по аэрофотосъемке, привыкла видеть военную реальность с перспективы дрона. Вернувшись домой, она пытается смотреть на окружающий мир таким же «отстраненным» взглядом. Но поможет ли ей это пережить свою травму?
С режиссером Максимом Наконечным мы побеседовали на Карловарском кинофестивале.
- Сейчас появляется целый ряд фильмов о войне. Они больше ориентированы на украинцев или на зарубежного зрителя?
«Эти фильмы могут на разные аудитории оказывать разное влияние. Если мы говорим о международном зрителе, то это больше raiser of awareness, повышение осведомленности. Для украинской аудитории это стимуляция рефлексии, диалога, размышлений о том, как нам с этим опытом жить дальше. Очень хотелось бы, чтобы фильмы о войне, которые производятся, действительно имели разностороннее влияние и были полезны и дома, и, в то же время, говорили о нас на международном уровне».
- А могут ли они быть ориентированы и на российского зрителя? Они будут на украинском языке, Вы думаете, что кто-то будет делать к ним титры и целенаправленно представлять российскому зрителю?
«Сейчас это вообще большой вопрос о возможности и необходимости такого диалога – нужен ли он, готовы ли российские зрители воспринимать показанное в этих фильмах. Существует два утверждения: «Когда гремят пушки, музы молчат» и «Возможна ли поэзия после Освенцима?». Возможно, российским зрителям сначала нужно предпринять какие-то шаги для понимания позиции и видения ситуации в целом, а потом уже стремиться к диалогу. Или же, наоборот, благодаря украинским фильмам, они могут получить более широкое понимание того, что представляет собой эта война, каковы ее причины и последствия. Однако, говоря в целом, я не думаю, что украинское сообщество сейчас будет предпринимать какие-то шаги, направленные на контакт с российской аудиторией. Точно так же, как на официальном уровне мы настаиваем на том, чтобы переговоры проходили на наших условиях, так и культурное сотрудничество возможно только после того, как наши жители перестанут гибнуть от рук российских граждан. Только когда восстановится справедливость, наше киносообщество, авторы, которые готовы пойти на диалог, будут что-то предпринимать».
- Максим, расскажите, пожалуйста, как появился Ваш фильм «Видение бабочки», как долго шла над ним работа, и как Вам пришла в голову идея в его съемках использовать дрон?
«Я принимал участия в съемках ряда документальных фильмов. Помимо прочего, я монтировал фильм «Невидимый батальон» - документальный альманах о женщинах-военных и ветеранах. У меня самого тоже довольно много знакомых и подруг девушек и женщин-военных и ветеранов. Я слушал их истории и думал о положении женщин на войне. Одна из героинь фильма «Невидимый батальон» произнесла реплику, которая засела у меня в голове, и я начал думать о том, что ждет женщину в плену, и это может быть даже страшнее смерти. Так у меня появилась завязка фильма. Уже потом мы с соавтором сценария Ириной Тилык думали о том, какая специальность будет у нашей героини, и пришли к выводу, что аэроразведка – это достаточно релевантное занятие, ведь очень много женщин на войне занимается именно ей, кроме того она очень хорошо характеризует нашу войну. В то же время это дало нам возможность включить в фильм в качестве решения образ полета и показать точку зрения сверху, с высоты птичьего полета. Эта мысль пришла достаточно органично, но получилась весьма выразительным концептуальным решением».
- В каком состоянии находился украинский кинематограф до войны, и как война повлияла на эту сферу?
«До войны у нас только пару лет как начался процесс государственного финансирования фильмов, то есть индустрия только зарождалась в том виде, в каком она должна существовать. Война застала нас, можно сказать, в зародыше, и, естественно, все кинематографисты отреагировали и оказались вовлечены. Война оказала значительное влияние, в первую очередь, на документальную сферу. Все эти истории являются ключевыми для формирования нашей идентичности. Глубина и градус историй, которые происходят на войне и вследствие войны, являются определяющими. Как война формирует наше общество, так она формирует и культуру, в частности, кинематограф».
- Ваш следующий фильм будет о войне?
«Сложный вопрос, но, наверное, да. Планировалось, что нет, но я хотел говорить о нашей реальности, о сегодняшнем дне, а сейчас невозможно избежать контекста войны, создавая фильм о наших реалиях. Сейчас мы с коллегами снимаем много документального материала, и из него тоже, конечно, получится фильм. А вот насчет игровых историй… посмотрим. Я думаю, что даже если там не будет войны конкретно в кадре, то она, так или иначе, будет там присутствовать, или фильм будет касаться этой темы. Это, к сожалению, сейчас неизбежно. Возможность снимать у нас есть, но, опять же, не игровое кино, потому что уехало много специалистов, не очень доступно оборудование. К тому же очень рискованно собирать несколько десятков человек в одном месте, потому что в любой момент может прилететь ракета, и это достаточно большой риск и ответственность. Официально государство также сотрудничает не только со СМИ, но и с кинематографистами».
- А Вы не думали пойти на фронт?
«Возможно, в качестве кинематографиста. У нас существует информационная служба, многим подразделениям требуются пресс-офицеры, производится тот или иной контент, который нужно обрабатывать, монтировать. В данный момент я как раз изучаю некоторые из таких возможностей, чтобы больше ассимилироваться с ВСУ и помогать, быть полезным. То есть, будучи кинематографистом, применить свои навыки на пользу армии. Я думаю об этом и работаю в этом направлении».
