Книга «Лучшие годы – псу под хвост» современного чешского классика Михала Вивега вот уже свыше четверти века увлекает читателей в недавнее прошлое. Бестселлер, ставший самым востребованным чешским романом 1990-х и основой для одноименного фильма, до сих пор не утратил своего очарования. Типичная вивеговская ирония, едкий юмор и терпкий, но в то же время сочувственный взгляд на человеческие чаяния присутствует в истории взросления главного героя этой книги, чувствительного Квидо, прообразом которого является сам Вивег, и его слегка отклоняющейся от общепринятых в то время стандартов семьи. Семьи, в которой «отец с мамой поспорили: имеет ли вывеска «СКУПКА ШКУРОК» прямой смысл или переносный?».
В духе гротеска
Это возвращение в годы «реального социализма» с привкусом меланхолии; без какого-либо сожаления автор достоверно напоминает об атмосфере абсурдных притеснений, с которыми простые люди мирились годами. Кроме Квидо, «первого внука в обеих семьях, которого буквально рвали на части», вторым трагикомическим героем в романе предстает его отец, мастерящий себе гроб в подвале дома и надеющийся на советскую перестройку.
Все начинается с довольно оригинального рождения Квидо в совсем непригодном для этого месте – театре...
«Зрители — за исключением двух-трех десятков женщин, что, позабыв про свои вечерние туалеты, возбужденно вскакивали на подмостки в желании поделиться с молодой мамочкой хотя бы малой толикой своего опыта, — преимущественно оставались на своих местах, по-видимому полагая, что сцена родов, к которым явно клонилось дело, является не чем иным, как частью нетрадиционной трактовки пьесы».
Своеобразные обстоятельства появления на свет как будто бы уже являются неким предвестием будущей жизни этого мальчишки. Поначалу он живет с родителями в Праге, но после оккупации советскими войсками семья решает перебраться из соображений безопасности в областной город, где родители устраиваются на работу на местный стекольный завод.
«Отец с мамой поспорили: имеет ли вывеска «СКУПКА ШКУРОК» прямой смысл или переносный? ... Мама заказала ром. Потом попела с туристами, но на четвертой песне расплакалась. Когда я спросил ее почему, сказала, что ее расстроил трогательный припев «А НУ-КА ДВИНЬ ПО ЯЩИКУ». В Праге отец заставил нас проторчать в парке битый час, чтобы мама не выглядела заплаканной. Дедушке она потом сказала, что Присазавье — край теплый, полный своеобразных милых людей, но тем не менее она лично с нынешнего дня будет считать его чешской Сибирью».
Декламаторские способности мальчика превратят его в любимца директрисы школы, позже он даже поспособствует решению квартирного вопроса, ставшего для родителей сущей занозой. В школе Квидо также встречает свою первую любовь, ставшую любовью всей жизни, – Ярушку.
Жизнь течет своим чередом, а его отец по-прежнему не собирается вступать в ненавистную eму коммунистическую партию, членство в которой является предпосылкой мало-мальского продвижения по социальной лестнице и получения других льгот. Не выдержав давления, отец становится болезненно мнительным и в итоге оказывается на грани психического срыва. Тут-то у предприимчивой мамы и рождается план спасения главы семьи, в связи с чем на Квидо возлагается стратегическая миссия — подарить отцу внука.
Первые рассказы посвящены мечтаниям о потере девственности
Михал Вивег — один из немногих чешских писателей, зарабатывающий на жизнь исключительно литературным трудом. Это подталкивает многих критиков к упрекам по поводу лeгкости, с которой автор каждый год выпускает по новой книге. Сегодня писатель — в гостях у Radio Prague International.
– Первые свои рассказы вы опубликовали в начале 1980-х, еще будучи студентом, в журналах Mladá fronta, а позже и Mladý svět. O чем они были?
– Главной темой тогда была, что логично, любовь. Некоторые из этих рассказов я писал, еще будучи девственником, да простят мне такую интимную подробность, поэтому они касались такой темы как мечтания о потере этой самой девственности и тому подобного. Среди них был и рассказ Rybička («Рыбка») с судорожной попыткой метафоры о том, что происходит после ловли рыбки... Сегодня это вызывает у меня чувство некоторого стыда.
Картина жизни хорошей семьи, живущей в плохое время
– После окончания вуза вы некоторое время работали учителем чешского языка в школе. Перелом в вашей карьере наступил после «бархатной» революции, а именно в 1992 году, когда вышел отчасти автобиографический роман «Лучшие годы – псу под хвост»; он был награжден престижной литературной премией им. Иржи Ортена. Это событие сыграло для вас в последующем принципиальное значение?
– Видимо, да, хотя до этого еще вышла новелла Názory na vraždu («Взгляд на убийство»), камерная история об убийстве учительницы в небольшом городке. У нее не было такого широкого охвата читательской аудитории, как у романа «Лучшие годы – псу под хвост». Этот роман — картина жизни семьи при социализме, блестящей семьи, живущей в плохое время.
«Роль промискуитетного алкоголика мне сегодня не по душе»
«Взгляд на убийство» — это не детективная история, а, скорее, пародия на склонность делать поспешные суждения друг о друге. Возникает ли у писателя иногда потребность по прошествии времени что-то переработать или дополнить в своих произведениях?
– В случае других моих книг несомненно возникает — например, в «Рассказах о супружестве и о сексе» (Povídky o manželství a o sexu) или в подобных вещах, где я выступаю в роли промискуитетного алкоголика посредством альтер-эго Оскара. Сегодня мне такая роль неприятна. Однако «Лучшие годы — псу под хвост» я по-прежнему люблю и горжусь ими как автор.
Позже писатель обратился к теме семейных кризисов и испытаний, выпадающих в среднем возрасте. «Рассказы о супружестве и о сексе», напомним, впервые вышли в 1999 году. В 2008–м Ян Гржебейк снял по их мотивам комедию Nestyda («Бесстыдник»). Главный его герой, популярный ведущий прогноза погоды на телевидении, который, казалось бы держит в руках все триумфы успешного мужчины в самом расцвете сил, мечется от крайности к крайности, руководствуясь, прежде всего, желанием получать удовольствие.
Вернемся к «Лучшим годам — псу под хвост». В предисловии вы пишете: «Этот роман — как и большинство романов — являет собой обычную смесь так называемой правды и так называемого вымысла». Каково здесь соотношение правды и художественного вымысла?
– Метафорически говоря, пятьдесят на пятьдесят. Писатель Павел Когоут в нем, понятное дело, – фигура вполне реальная, и то, что мы с родителями побывали у него в гостях – тоже достоверный факт. Мои родители работали на стекольном заводе, мать была юристом, а отец — инженером, все это соответствует действительности. Так же как и Квидо, в детском возрасте я страдал ожирением. Конечно, там много выдуманного, потому что роман не возникает так, что писатель лишь списывает с натуры. Многое требует упрощения, из пяти героев, например, нередко приходится оставить двоих, чтобы читатель в этом не запутался и не был дезориентирован.
В ваших романах, включая упомянутый, есть ряд смешных сцен. Многие писатели говорят, что задать юмористическую атмосферу сцене гораздо сложнее, чем какую-либо другую. Вы разделяете эту точку зрения?
— Безусловно, юмор — это высокий уровень мастерства в литературном ремесле и в то же время способность воспринимать жизненные обстоятельства отстраненно. Скучный человек не станет писателем, способным рассмешить. По собственному опыту сужу, что писатель, находясь в обществе друзей, должен уметь развеселить их, позабавить какой-нибудь историей. На чем-то ведь необходимо оттачивать эту способность.
Заглянув в базу данных книг, можно выяснить, что в вашем послужном списке за тридцать лет числится уже сорок наименований. Случались ли у вас вообще творческие кризисы?
— Я и не знал, что этих книг уже столько, но некоторые из них представляют сборники, в которых напечатан лишь один мой рассказ. Я сам написал свыше тридцати книг. Долгие годы мне выпадало счастье не ведать о творческом кризисе, я писал без особых усилий, если позволительно так спесиво выразиться. Но после того как я получил в 2012 году разрыв аорты, что привело к серьезным проблемам со здоровьем, включая психику, я встретился с кризисом во всей его красе лицом к лицу. Особенно это проявилось, когда я работал над романом Biomanžel («Биомуж», является продолжением бестселлера «Биожена» 2010 года — прим.ред.) и рассказом Zpátkyve hře («Снова в игре»).
Напомним краткое содержание «Биомужа», как оно преподнесено издательством: «Известного писателя Моймира на финише Пражского марафона поджидает расслоение аорты, и прежде самоуверенный автор на несколько лет превращается в комически невротического пациента. Такое преображение может импонировать немногим женщинам, особенно когда супруг в слабый момент признается в измене. И жена Хедвика не является исключением».
Романы в духе политического активизма
Среди ваших книг можно встретить и романы с названиями в духе политического активизма: триллер, написанный в соавторстве с известным журналистом-расследователем Ярославом Кментой, Mafie v Praze («Мафия в Праге»), «Лучшие годы с Клаусом» (Вацлав Клаус был президентом Чехии в 2003 —2013 гг. – прим.ред.). Не кажется ли вам, что это представляет немалый риск для писателя, ведь книги такого рода обычно быстро стареют и теряют свою актуальность?
– Да, верно. Однако вместе с тем я полагаю, что это не означает, что писатель должен оставаться совершенно равнодушным, не должен занимать какую-то гражданскую позицию или, например, избегать комментировать политические события. Меня в то время ужасно раздражала сложившаяся ситуация, когда известные пражские политики вступали в отношения с мафией. Вся эта череда коррупционных скандалов...
Мне хотелось поставить некий эксперимент, соединив фиктивную детективную историю с реальными событиями. Результатом явились два романа, «Мафия в Праге» и Mráz přichází z Hradu («Мороз надвигается из Града»). Вспоминаю об этих книгах не без гордости, потому что я, например, написал, в определенном смысле наугад, о премьере Петре Нечасе и его любовнице Яне Надьовой, тем самым предугадав то, что потом произошло, причем еще в то время, когда об этом молчали газеты. Разумеется, у меня имелись некие доказательства, я чувствовал, что не стреляю холостыми.
Читая сказки с двойным смыслом, родители не заснут
Вашему перу, помимо прочего, принадлежат «Короткие сказки для уставших родителей», в которых существуют ответвления, адресованные исключительно взрослым. Вам не приходило в голову, что эти небезопасные вкрапления и дополнения к основному тексту дети, научившись читать, могут, например, сами прочитать через родительское плечо?
– Мои дети как раз находились в таком возрасте, когда я писал эти сказки. Я исходил из того, что дети с интересом слушают, когда им читают вслух, а взрослый в то время может зевать от скуки, поэтому неплохо бы включить в текст что-нибудь пикантное, предназначенное только для мамы или папы. Так что, например, отрывки о сексе или об алкоголе напечатаны там курсивом, и родитель успевает заметить, где ему надо перескочить через несколько строчек. Заодно он успевает посмеяться над чем-то доступным только ему, и от таких вечерних ритуалов, какими является чтение детям сказок, уже не веет скукой, как это иногда бывает ...
«Мне хочется написать своего "Сатурнина"»
Вы испробовали достаточно широкий жанровый диапазон, есть ли у вас желание еще за что-то взяться?
– Мне хотелось бы сочинить сугубо юмористический роман. «Лучшие годы...», на мой взгляд, тоже с юмором, но в данном случае у меня была амбиция написать социальный роман и затронуть политические мотивы. Теперь же мне хотелось бы написать, упрощенно говоря, своего «Сатурнина» (юмористический роман Зденека Иротки (1911-2003), одного из наиболее известных чешских юмористических писателей ХХ века – прим.ред.). Книгу, не отягощенную обязанностью решать социально-политические проблемы, просто исключительно ради забавы и увеселения. Это и есть, видимо, самая трудная задача, которая передо мной стоит,
— признается Михал Вивег.
Книгам современного классика присуща простота и воздушность изложения, тщательно дозированная «клубничка», отсутствие морализаторства, отмечают некоторые рецензенты.
Своим мнением о творчестве Вивега с «Радио Прага» поделилась преподаватель кафедры славянской филологии СПбГУ Наталия Штакельберг, специалист по истории литературы Чехии.
«Вивег очень живо реагирует на разные процессы в современном обществе»
Произведения Михала Вивега включены в хрестоматии чешских учебников и в программу богемистов в зарубежных университетах. Почему, на ваш взгляд, писатель является одним из наиболее часто переводимых современных чешских авторов?
– Во-первых, Вивег – очень плодовитый автор. У него большое литературное наследие, поэтому есть из чего выбрать, и у нас очень часто пишут курсовые и дипломные работы на основе материала Вивега. Кроме всего прочего, на мой взгляд, Вивег является автором, который очень живо реагирует на разные процессы в современном обществе, и весьма разносторонним — тематический круг его книг очень разнообразен. То есть нельзя найти два или три произведния Вивега, которые были бы посвящены одной теме. Эмоциональный настрой может быть общим, а темы — разные.
«В чешской литературе нет эквивалента этому роману по настрою»
Присутствуют ли в творчестве Mихала Вивега какие-либо сквозные темы или может сквозные образы?
– Я думаю, что логично было бы разделить его творчество на разные периоды, учитывая – думаю, что это не секрет, — известные проблемы у него со здоровьем. Это, во-первых, тема борьбы человека, во-вторых, собственный болезненный опыт, который переживает его лирический герой. Тут это будет абсолютно связывающая сквозная тема, котрую можно выделить в отдельный период творчества автора. В более раннем творчестве – это, во-первых, социальные романы, и если говорить обо мне, то я все равно больше всего люблю первый его роман — «Лучшие годы — псу под хвост». Иронический, лирический взгляд на, в общем-то, чудовищные кулисы – это, на мой взгляд, совершенно потрясающе. Мне кажется, что в чешской литературе нет эквивалентного романа по настрою.
Завершается роман записью почти дневникового характера:
«В ночь с 18 на 19 августа 1991 года бабушка и вовсе не смыкает глаз. Объяснения этому она никак не может найти. А поутру убеждается, что все три попугайчика вновь упорхнули. Несколькими минутами позже она по радио узнает, что в Советском Союзе совершен государственный переворот и что на улицах Москвы стоят танки.
— Реалиста чудеса никогда не повергнут в смущение, — комментирует Квидо происходящее.
У матери Квидо для чудес не остается времени: до конца октября ей нужно сдать проект так называемой «большой приватизации». Кроме того, она всерьез озабочена рецидивом заболевания мужа. 12 сентября из хорватской Пулы, осажденной сербскими националистами, прилетает Миряна; мать Квидо предоставляет ей политическое убежище. 12 октября Квидо относит в издательство «Чехословацкий писатель» рукопись своего романа «Лучшие годы — псу под хвост».
Студентам также нравятся «Летописцы отцовской любви» и «Воспитание девушек в Чехии»
На ваш взгляд, самый большой резонанс среди русских читателей и, возможно, ваших студентов, изучающих чешскую литературу, вызвала какая книга и почему?
– Больше всего у нас читают «Лучшие годы – псу под хвост». Кроме всего прочего, существует чудесная экранизация, причем из разряда тех гениальных, когда, увидев ее один раз, уже потом не представляешь себе других лиц. А, с другой стороны, у нас студенты традиционно очень любят сборник Zapisovatelé otcovské lásky («Летописцы отцовской любви»). Výchova dívek v Čechach («Воспитание девушек в Чехии») — тоже популярный роман, тем более, что филогический традиционно остается преимущественно женским факультетом, и у наших барышень он популярен. Что касается русского читателя в целом, мне сложно сказать. Честно говоря, в силу специфики своей работы я плохо знакома с тем, что переводится. Я знаю точно о переводах книг «Лучшие годы – псу под хвост» и «Летописцы отцовской любви», а больше не уверена, что есть какие-то переводы, — по крайней мере, я о них не знаю.
«Надеюсь, что нерадостная ситуация с переводом чешской художественной литературы скоро изменится»
На русский еще были переведены как минимум «Роман для женщин», «Ангелы на каждый день». В 2007-м вышла «Игра на вылет», которая была экранизирована режиссером Петром Николаевым. Большую часть произведений Вивега, если не все, на русский язык прекрасно перевела Нина Шульгина, богемист, переводчица романов Милана Кундеры, причем еще тогда, когда имя автора было под запретом в СССР. Она ушла из жизни три года назад. Как вы полагаете, кто мог бы стать продолжателем дела Шульгиной?
– Сейчас есть очень много талантливых переводчиков: мы, например, со студентами регулярно что-то переводим из современной литературы. Пока мы ничего не опубликовали и делаем это в рамках нашей учебной программы, но в целом это очень увлекательно. Выходят сборники, антологии переводов, и я очень надеюсь, что не очень радостная ситуация с переводом чешской художественной литературы на данном этапе в ближайшее время совершенно кардинально изменится, потому что, мне кажется, есть большой интерес, как со стороны читателей, так и со стороны богемистов-переводчиков. То есть, у нас есть все шансы получить очень качественные вещи. Передать, например, разговорую речь, которая у Вивега довольно часто встречается — это непростой вызов для переводчика, чтобы передать это адекватно средствами русского языка.
«Вивег — единственный чешский автор, книги которого я видела в отечественном супермаркете»
Возникало очень много споров о том, насколько полно следует освещать творчество Михала Вивега в рамках курса чешской литературы. По какой причине, объясняет Наталия Штакельберг.
— Потому что очень часто говорится о том, что разные его произведения обладают различной художественной ценностью. Но, на мой взгляд, как раз именно то, что каждое из его произведений так или иначе является маркером какой-то социальной, исторической или даже личной реалии, что, может быть, происходит с автором или с целой страной. Очень интересно наблюдать развитие, как меняется общество и сам автор; Вивег очень четко реагирует на все новые тенденции, которые существуют в чешском обществе. Я не считаю, что в курс чешской литературы должны входить только безусловные шедевры. С моей точки зрения, в программе должно быть то, что грамотно отражает литературный процесс. Вивег является единственным автором, книги которого я видела своими глазами в крупном российском супермаркете – я сейчас вспомнила, это был «Роман для женщин» в мягкой обложке с красочной иллюстрацией, где лежит популярная литература, как правило, не очень высокого художественного уровня.
Ни одного чешского писателя, кроме Вивега, я на этих книжных стендах не видела. Никаких других чешских классиков там никогда в жизни не было, и это, конечно, уже огромная заслуга. Из-за этого стоит им заниматься и интересоваться. Он вызывает интерес не только у специалистов, но и у читателей, несмотря на их национальную принадлежность,
— подытоживает в интервью Radio Prague Int. Наталия Штакельберг.
