Умерла Нина Шульгина, подарившая России Кундеру
9 октября не стало Нины Михайловны Шульгиной – российского переводчика и литературного критика, подарившего русской библиотеке произведения таких чешских авторов, как Милан Кундера, Михал Вивег, Иван Клима и Ладислав Фукс. Обладательница многих премий, включая «Золотое перо» (1981) и «Иллюминатор» (2006), она также переводила со словацкого и французского языков.
С 1950 по 1974 гг. Нина Шульгина являлась редактором «Издательства литературы на иностранных языках» (позже – «Прогресс»), а в период с 1978 по 1987 гг. – редактором журнала «Иностранная литература». Переводить чешскую и словацкую прозу Шульгина начала еще в конце 60-х гг.
Своими воспоминаниями о Нине Михайловне с «Радио Прага» поделился чешский прозаик Михал Вивег.
– Случилось ли вам лично познакомиться с госпожой Шульгиной?
– Да, я с ней встречался много раз: и в Чехии, и в России (тогда я приехал в Москву для презентации и чтения своих произведений). О Нине Михайловне я вспоминаю, как о невероятно обаятельной, милой женщине. Я бы сказал, что наши с ней отношения являлись даже чем-то большим, чем типичные отношения писателя с переводчиком, мы умели находить общий язык, у нас было взаимопонимание. Помню, что как-то госпожа Шульгина приехала в Прагу с делегацией российского ПЕН-клуба – тогда мы с ней встретились во время одной из их экскурсий по Чехии; позже я ее неоднократно принимал у себя дома... В Москве я себя сначала чувствовал эдаким напуганным туристом, везде меня окружали широченные, переполненные машинами бульвары и проспекты. Нина Михайловна мне тогда очень помогла, всюду меня сопровождала. Это был конец 90-х гг.
– Переписывались ли вы с ней потом?– Да, она мне посылала письма по электронной почте, рассказывала о том, над чем в настоящий момент работает, часто наши беседы касались и непосредственно вопросов перевода, она консультировалась со мной относительно тех или иных специфических выражений. Припоминаю, что однажды Нина Михайловна спросила меня о детских колготках, появляющихся в романе «Лучшие годы – псу под хвост», – она точно не знала, как это перевести... Было забавно, что обсуждали мы это по телефону, а рядом со мной находились мои знакомые, которые понятия не имели, с кем я разговариваю. И тут я начал: это такая эластичная одежда для детей, ее принято надевать под штаны... Со стороны это выглядело очень комично и абсурдно! Потом я им, конечно, объяснил, в чем дело, и все стало на свои места.
– В одном из своих интервью Нина Михайловна призналась, что для подбора наиболее точного русского эквивалента для сленговых и разговорных слов ей даже приходилось смотреть чешские молодежные программы...
– Это, наверное, участь любого переводчика – так он как можно ближе подберется к языку оригинала и конкретным реалиям. Как бы там ни было, отдельное спасибо я ей должен сказать и за то, что, когда в Москве проходило чтение из моих книг, в определенных местах романа русская публика реагировала примерно так же, как и наша, чешская. Для автора это наглядное подтверждение того, что перевод «работает».
Благодаря труду Нины Михайловны Шульгиной, русскоговорящие читатели смогли познакомиться с такими романами Михала Вивега, как «Лучшие годы – псу под хвост» (1997), «Летописцы отцовской любви» (2000) и «Игра на вылет» (2007).
«Писателю открыт мир, а переводчик наедине с чужим текстом, с чужой культурой. Хорошо, если ощущение мира, ментальность автора и переводчика совпадают, тогда легче».
Нина Михайловна Шульгина
В Чехословакии у Шульгиной было много друзей и знакомых. Мы пообщались с одним из них – чешским поэтом и переводчиком русской и сербской поэзии Лудеком Кубиштой.
– Расскажите, пожалуйста, какой вам запомнилась Нина Михайловна.
– С Ниной Шульгиной я познакомился в 1967 году, когда как богемистка и переводчик она приехала в Прагу по приглашению издательства «Одеон». Тогда я там работал в славянской редакции. В то время уже чувствовалось приближение Пражской весны, сопровождавшееся либерализацией в культуре, повсюду можно было услышать горячие дебаты и т. д. Так вот, Нина превосходно вписалась в атмосферу редакции. Помимо наших с ней «чешских» встреч, мы также на протяжении нескольких лет переписывались. Особенно близкой Нина для меня стала благодаря своему не просто интересу, а прямо-таки страстному обожанию поэзии. Из русских поэтов, насколько я помню, она больше всего любила Блока, Ахматову и Цветаеву.
– Я знаю, что немаловажную роль в вашей дружбе сыграли и ваши переводы из Бориса Пастернака…
– Когда в начале 70-х гг. я для собственного удовольствия переводил стихотворения Пастернака, которые увидели свет лишь семь лет спустя, именно она мне помогала в интерпретации некоторых затруднительных моментов. Полвека назад, еще в «доинтернетовскую эру», порой было не так уж просто отыскать истинное значение того или иного слова, и, если переводчику не помогли ни словари, ни энциклопедии, он – в лучшем случае – обращался либо непосредственно к автору произведения, либо к носителю языка, который умел «чувствовать» поэзию. Таким человеком была и Нина Шульгина. Я вспоминаю о ней с огромной любовью, она была не только харизматичной женщиной, но и личностью с редким, уникальным характером, – поделился с нами Лудек Кубишта.
Возможно, самый главный автор в переводческой деятельности Нины Шульгиной – это прославленный уже на весь мир Милан Кундера. Она перевела восемь его книг: «Шутка» (1990), «Невыносимая легкость бытия» (1992), «Бессмертие» (1994), «Вальс на прощание» (1999), «Смешные любови» (2001), «Книга смеха и забвения» (2003), «Жизнь не здесь» (2007) и «Неведение» (2007). Последняя была переведена с французского языка, ставшего впоследствии для Кундеры вторым родным. Без преувеличения можно сказать, что именно благодаря Нине Михайловне произведения Кундеры и по сей день пользуются в России такой огромной популярностью. Примечательно и то, что она сумела распознать литературный талант чешского писателя еще тогда, когда его имя находилось под запретом в странах бывшего соцлагеря, когда он был эмигрантом-изгоем, перебравшимся жить во Францию.«Невыносимая легкость бытия» – это, бесспорно, самый известный роман Милана Кундеры. На русском языке он смог выйти лишь после распада Советского Союза в журнале «Иностранная литература», пролежав до этого долгие годы «в столе».
Не секрет, что чешский писатель очень чутко и внимательно относился к переводам своих произведений на иностранные языки, не терпел вольностей в подборе слов, хотел, чтобы каждая его фраза с лексической и синтаксической точек зрения была как можно ближе оригиналу; не терпел синонимов... По словам Нины Михайловны, сотрудничать с Кундерой было прекрасно, однако нередко ее работу сопровождало ощущение, что над ней висит дамоклов меч: всегда приходилось быть начеку, перепроверять каждое слово и запятую, не упускать из виду малейшие нюансы в переводимом тексте и, вместе с тем, не предавать и русский язык. Для Кундеры была настоящая трагедия, если один из его абзацев находился не на своем первоначальном месте, или же встречались расхождения в пунктуации...
Так или иначе, Нина Шульгина очень трепетно относилась к своему любимому чешскому автору. Вот лишь несколько цитат из ее беседы с Еленой Калашниковой, состоявшейся в 2008 году:
«Кундеру я считаю вершиной всего того, что мне довелось переводить. (...) Кундера – человек моего поколения. Он прекрасный переводчик Маяковского и сам начинал как поэт. Он мне близок по душевной расположенности, убеждениям, мне нравится его бескомпромиссность, образность, меня трогает все, что относится к его судьбе. Думаю, переводя его книги, я выполнила свой долг перед литературой, перед своей профессией, перед Чехией. Мне даже казалось, что я искупаю грех моей страны, обрушившей на маленькую Чехию в 1968-м тонны танков. (...) В процессе работы над его книгами я много говорила с Кундерой по телефону, много переписывалась с ним, но лично познакомиться не довелось. Я проработала с ним бок о бок двадцать лет. (...) Кундера, прежде всего, – музыкант, в его романах есть определенная мелодика. „Невыносимая легкость бытия“ была моим первым переводом Кундеры, эта работа ему очень понравилась, жене тоже, видимо, он еще кому-то давал читать ее, потому что долго держал, а потом написал: „Красивый перевод“».Немалую поддержку Нина Михайловна получала и от своего мужа – блестящего литератора и переводчика, мнение которого для нее было гораздо важнее, чем правки и корректуры редакторов, он всегда был самым первым ее читателем. Во время работы над переводами Кундеры он был незаменимым советчиком, ведь, как вспоминает госпожа Шульгина, язык у того – классический, без сленговых вкраплений, часто в его текстах присутствует сложная логика.