Прохлада в тени родословного древа
Сия рождественская программа посвящена истории потери «любознательной» фамилии и кропотливого взращивания генеалогического древа за последних 325 лет, катапультировавшего героя нашего рассказа Петра Шетека в последние десятилетия XVII века. Вы узнаете, к чему привело этого норвежского чеха, музыканта по профессии, прочтение книги «7 дочерей Евы», почему в Норвегии запрещены книги о бесстрашном Виннету и с какого года в Чехии велись записи о крещении простолюдинов.
Приветствуем нашего гостя из Норвегии в студии Радио Прага.
- Как Вы стали эмигрантом?
- В 1967 году я, закончив консерваторию, получил через Pragokoncert ангажемент в Египте, в Каирском симфоническом оркестре, а в 1968 году, когда в Чехословакии произошли большие перемены в связи с вводом советских войск, я эмигрировал в США. Из Америки мы переехали с моей семьей, матерью и отчимом Карлом, которому предложили работу на радио в Осло, в Норвегию. Моя сестра осталась жить в Америке, поскольку вышла там замуж.
- Определенная часть вашей жизни была связана также с Австралией, откуда Вы через несколько лет вновь вернулись в Норвегию. Как Вы в эту страну в Южном полушарии попали?
- В Америку из Египта я уехал со своим другом словаком Альбертом Влчеком, позже эмигрировавшим в Австралию. Вместе с ним мы играли в Каирском оркестре, и кроме нас там было еще несколько чехов и словаков. А поскольку мне в Норвегии вначале не удавалось найти работу, я обратился к Альберту за советом, и он сказал, что в оркестре Театра оперы и балета Мельбурна есть вакансия флейтиста. Я послал им запись в своем исполнении, и меня приняли на работу.
- Вы никогда не пожалели, что эмигрировали?
- Нет, я никогда об этом не жалел, хотя эмиграция как таковая, конечно, дело очень непростое. Я думаю, что когда человек остается на одном месте всю жизнь, у него нет такого большого кругозора, опыта и впечатлений, и я бы всего этого никогда не менял на то, чтобы прожить всю свою жизнь в одном городе, на одной улице.
Гитлер в глазах норвежских цензоров подмочил репутацию книг о Виннету
- Большую часть жизни Вы прожили в Норвегии, где живете до сих пор, и где также живет Ваша семья и двое сыновей, которых Вы научили чешскому языку и которым стремились привить знание чешских реалий. Вы старались, чтобы к ним попали и книги весьма популярного в Чехии немецкого автора знаменитых приключенческих романов для юношества Карла Мая, например, романы о благородном индейце Виннету или об Олд Шаттерхенде. Недавно я узнала, что эти по большей части вестерны, многие из которых экранизированы, до сих пор значатся в списке запрещенных в Норвегии авторов. К чему такие предосторожности?- Да, эти книги у нас в Норвегии действительно запрещены. Некоторые из своих романов Май писал в тюрьме, где он отсиживал срок за незначительные проступки. Все это происходило в XIX веке, и героями этих книг являлись не только индейцы, – в Америке писатель, правда никогда не был, – но и европейцы. И положительными героями в них главным образом выступают немцы – Май, будучи большим националистом, видел в них по большей части носителей благородных качеств, чем не преминул воспользоваться Гитлер во время Второй мировой войны. Фюрер был большим поклонником творчества Карла Мая и рекомендовал солдатам эту литературу к прочтению. И хотя все эти книги были переведены на норвежский язык, библиотекам запретили их одалживать. По-моему, Май, конечно, не был в этом виноват, это хорошая приключенческая литература, которой просто злоупотребили.
- Жаль, что в данном случае из ванны с водой выплеснули и самого ребенка.
Эмиграция - толчок к раскапыванию корней
- Что побудило вас заняться генеалогией?- Создание семейного генеалогического древа во всем мире является весьма излюбленным занятием, но в моем случае этому поспособствовала и эмиграция, во время которой я в большей степени начал осознавать значение семейных связей и истоков происхождения. Может, именно поэтому генеалогия столь востребована в США, стране эмигрантов. Я, однако, жил в Норвегии и там и начал этим заниматься.
Помогла случайность. Мать моей первой жены – она была норвежкой, занималась исследованием своей норвежской семейной линии, руководствуясь в своих поисках специальной книгой. И меня это тоже заинтересовало, я подумал, что хорошо бы составить родословное древо моей чешской семьи. В этом руководстве по составлению родословных, которое я одолжил у тещи, предлагалось разослать родственникам ряд вопросов. Я выбрал из них те, которые отнюдь не принадлежали к разряду «не в бровь, а в глаз», то есть я имею, например, в виду вопросы, касающиеся имущества, о которых люди предпочитают умалчивать, и разослал их родственникам. Получив от них ответы, я мог приступить к делу.
- Испытывала ли Ваша теща радость от того, что Вы вдохновились ее примером и приметесь «раскапывать» свои чешские корни?
- Ситуация здесь сложилась такая – норвежцы в целом предпочли бы, чтобы из детей, которые родятся в Норвегии – это могут быть как их собственные, так и дети иностранцев, – выросли норвежцы, и чтобы они чересчур не углублялись в свое иностранное происхождение. Моя жена происходила из интеллигентной семьи, и они этому явно не воспротивились, но и не поддерживали мое начинание.
- Какие трудности поджидали Вас на пути к обнаружению этих генеалогических корней?
- Собственно говоря, своей родословной я занялся еще в 1978 году, когда мой отец был еще жив – он остался в Чехии и жил в Праге, и мы поддерживали с ним постоянную связь. Интерес к корням нас объединял, и это мне очень помогло, потому что он ходил по архивам и искал там данные из метрических книг, которые отправлял мне в Норвегию. Этот этап работы был завершен в 1982 году, поскольку отец умер. Я для себя называю это первым изданием нашей родословной, после которого последовал длительный перерыв. Потом пришла эра персональных компьютеров, что поспособствовало тому, что я принял решение продолжить это дело. Постепенно я актуализировал данные семьи до 2000 года, однако позже оказалось, что надо бы дотянуть ниточку до 2004 года, когда родились двое моих внуков, а потом и до 2013 г., когда на свет появился еще один мой внук.- После «бархатной» революции у Вас была возможность самолично побывать в чешских и словацких архивах. Когда Вы ею впервые воспользовались?
- Я бы сказал, что сразу после того, когда я впервые после смены режима приехал в Чехию - это было в 1991 году. Хотя революция и произошла в 1989 году, вначале меня преследовало чувство страха, и я не сразу решился навестить Чехию – это остается в подсознании беженцев, к каким я принадлежал, но когда я приехал в Прагу, в первый же свой приезд я пошел в Национальный архив в столичном районе Ходовец.
Прозвище, не поперхнувшееся фамилией
- Что Вас наиболее удивило в процессе изучения родословной семьи?- То, что в период между 1820 и 1830 г. фамилия нашей семьи изменилась, и что настоящая моя фамилия должна была бы быть Вшетечка, а не Шетек. И пока я нигде не нашел этому объяснения, а только обнаружил предка, в случае которого переход с одной фамилии на другую зарегистрирован - Václav Všetečka, а в скобках (vulgo Šetek), что, видимо, предполагало латинское vulgo - значит обыкновенно, в просторечии. Скорее всего, тех, кто носил фамилию Вшетечка, в народе называли Шетек. То есть мне думается, что когда, например, отец ребенка пришел договориться к священнику о крещении и записи своего потомка, он просто представился ему так, как привык и как его окликали люди – Шетек, так это все и пошло дальше. Так что все мои предки и нынешние родственники в родословной записаны как Шетек, хотя настоящая их фамилия должна была бы быть Вшетечка.
Петр стремился выяснить, существует ли на русском или на украинском языках слово Вшетечка. Чем этот интерес был обоснован, вы узнаете чуть позже. Оказалось, что такого слова нет. В переводе на русский прилагательное, образованное от слова všetečný, oзначает «любопытный» или «всюду сующий свой нос». По мере углубления в историю своей семьи ему пришлось научиться разбираться в разных варинтах немецкого написания – например, в швабахе, поскольку в определенные периоды истории записи в церковных книгах делались не на чешском, а на немецком языке.
Швабахер, швабах - разновидность готического письма, появившаяся в XV веке. В чешских землях к швабаху прибегали помимо новоготического письма до XVIII века, а в некоторых случаях и до конца XIX. В народном же понимании под словом «швабах» понимали любое новоготическое письмо. Готическому курсиву или курренту, который был создан на основе позднесредневекового курсива (устаревшей форме скорописи) в чешских школах обучали до 1941 года.
- Когда я листал в книгах, к примеру, XIX века, то поражался тому, насколько каллиграфически и даже с привнесением в свою запись определенных художественных элементов писали священники того времени. Многие люди сегодня, наверное, были бы поражены, сколько внимания этому уделялось. По мере углубления в исследование более ранних записей я, однако, уже сталкивался с мало разборчивыми словами – писавшие их люди буквально царапали на бумаге, и мне подумалось, что это должно отражать как психическое состояние, в котором эти священники пребывали, так и то время, которое Чехия тогда переживала.А когда я «очутился» во времени, в котором писали куррентом, швабахом, мне пришлось ознакомиться с его алфавитом – некоторые очень пожилые чехи еще способны в нем сегодня разобраться, однако те, что помоложе, конечно, вовсе не имеют о нем понятия. Куррентом писали как по-чешски, так и по-немецки, так что необходимо было как-то ориентироваться в немецком языке, записи делались и на латыни. В 1715-1720 гг., да и позже, записи велись на чешском языке каллиграфическим почерком, буковка к буковке.
Петр решил исследовать все линии своего предка, родившегося в 1688 году, вплоть до наших дней. Хотя книги, в которой была запись о его рождении, к сожалению, не сохранилось.
- Согласно одной версии, относящаяся к этому периоду книга не сохранилась потому, что в то время, в XVII веке, чешские земли полонили шведы, поджигавшие костелы, и некоторые из церковных книг сгорели дотла. В Чехии записи о крещении обыкновенных людей велись с 1620 года – позже начали вестись также записи о рождении, браке и смерти. Поэтому если вы, например, не являетесь представителем дворянского рода, то до предшествовавшего этому году периода вам не добраться. Если бы не утерянная в 1688 г. книга, мне удалось бы заполнить и этот промежуток в родословной вплоть до 1620 года.
- Что Вас подтолкнуло принять 1688 год за отправную точку?
- Я нашел своего предка, в документах у которого имелась дата рождения его отца, а также запись о возрасте, в котором он вступил в брак, посчитал и, исходя из этого, установил примерную дату рождения далекого прапредка.
Петр Шетек в процессе составления генеалогического древа своей семьи обратился практически ко всем родственникам, которые у него имелись, однако не во всех случаях встретился с их пониманием.- Некоторые из родственников не проявили к этому должного интереса, а были и такие, кто даже выражал удивление, зачем мне понадобились все эти данные, в опаске, не собираюсь ли я ими как-то злоупотребить. Я, например, искал одних родственников в Америке, а поскольку не мог найти их адрес, то обратился за помощью в тамошнюю Армию спасения. Но когда служащие Армии спасения их нашли, родственники отреагировали с недоверием и отказались на расстоянии завязать со мной контакт. Возможно, они подумали, что какой-то потерпевший крах норвежский родственник собрался сесть на их шею. В конце концов, завершив нашу родословную, я послал им в США один экземпляр, но письмо вернулось ко мне по почте нераспечатанным. У меня были сведения о них из отдела метрикации США, поэтому я знал, что речь действительно идет о родственниках, но поскольку они так тщательно отгородились, я решил их больше не беспокоить.
- Вам, кажется, удалось найти родственников даже в Австралии?
- Я узнал, что в Австралии живет семья по фамилии Шетек, и связался с нею. Мы даже встретились, их родственники также живут в Праге, тем не менее, довольно скоро мы выяснили, что они всегда носили эту фамилию, тогда как раньше мы были Вшетечековыми, поэтому в нашу родословную я их не вносил. Хотя первоначально я и они полагали, что мы являемся членами одного рода – их семья происходила с юга Чехии, как и наша.
Герою нашего рассказа удалось проследить развитие семейной ветви на 10 поколений вглубь истории. Сыграл ли кто-то из этих предков исключительную роль в сохранении рода или, может быть, во имя его сохранения?
- Я могу сказать, что если бы в 1856 году не жил мой прадед Ян, то большая часть потомков нашей семьи сегодня просто не существовала бы. Я подсчитал, что их было бы сегодня лишь девять, тогда как благодаря Яну дерево разрослось на десятки людей, приближающиеся к сотне. Количество его потомков в 10-и поколениях в 2014 году составило 75 членов. Именно он обеспечил такую численность последующих потомков нашего рода, а не кто иной.
Когда работа над семейным древом подоспела к концу и, казалось, можно было бы заслуженно передохнуть, нашего неутомимого исследователя подстегнула весьма неприятная мысль. Она привела его в состояние мучительных сомнений в результативности поисков подлинных предков.- Я ведь отталкивался до того от нашей фамилии и всецело полагался на церковные записи – тут все было гладко, но где взять уверенность на генетическом уровне, что мы действительно родственники? Потому что если допустить, что достаточно было бы, чтобы одна из женщин, бывшая замужем за Шетеком, могла родить ребенка вовсе не от мужа, то станет очевидно, что вся моя работа пошла насмарку. Это побудило меня найти одного своего родственника из Праги-Модржан – наши с ним ветви соприкасаются в самом далеком прошлом, в XVIII веке, и мы с ним сдали анализы ДНК на установление генетического родства, результаты которого показали, что мы действительно являемся родственниками. То есть можно сказать, что все женщины наших ветвей были верными, однако по поводу других ветвей у меня, естественно, полной уверенности нет.
- Однако и первый из Ваших выводов наполняет человека радостью, что на кого-то положиться все-таки можно… Сколько раз Вам приходилось обращаться к помощи анализа, который позволяет доказать родственные узы на молекулярном уровне, или, может к иным мерам для уточнения необходимых данных?
- Я в определенной степени являюсь перфекционистом, для меня проблематично, взявшись за определенное дело, не выполнить его хорошо или сделать это упрощенно. Иногда я наталкиваюсь на какого-то родственника, который, в общем-то, в нашей родословной мог бы и отсутствовать, но я все равно стремлюсь его в древо включить, и, дойдя до 1688 года, я подумал – 300 лет с лишком не такой уж длительный период, не попробовать ли проникнуть глубже в семейную историю?
Прочитав книгу английского генеолога Браяна Сайкса «Семь дочерей Евы» (книга 2001 года, представляющая теорию митохондриальной генетики человека широкой общественности – прим.ред.), я написал письмо в генеалогическое общество Англии. Связался с его фирмой Oxford Ancestors и, получив от нее по почте стерилизованную щеточку для забора материала для анализа, выполнил рекомендации, выслал ее назад в Англию, где провели анализ родства по мужской линии, который выявляют с помощью исследования Y-хромосомы, а также анализ митохондриальной ДНК по женской линии.
- Уточним, что эта книга посвящена классификации всех современных европейцев на семь групп. Каждую из этих групп можно проследить по материнской линии до доисторической женщины, которых автор книги величает «матерями кланов». У всех них есть общий прапредок по материнской линии, Ева. Интересно, что Сайкс взял тот же метод на вооружение для обозначения девяти «матерей кланов» японской родословной, отличающихся от семерки европейских дочерей Евы. Что же Вам открыл этот анализ?
- Я выяснил, что мой род происходит из области сегодняшней Украины, Беларуси, Прибалтики, где жил примерно 13 тысяч лет назад и переждал последний ледниковый период, после чего начал расселяться в разных местах мира: в Индии, Скандинавии, Прибалтике и дальше на севере, а также в Чехии. И мои предки поселились в Южной Чехии, завершает свой рассказ Петр Шетек.
Пусть же прохлада в тени родословного древа – даже если оно реально не восстановлено, его можно вообразить, поможет всем нам преодолеть большие и малые невзгоды нашего бытия, и мысленно поблагодарить предшествующие нам поколения, не потерявшие любви и воли к жизни, как и веры в лучшее, многострадальные и созидавшие свой образ существования.