Милан Кундера и Россия. Сложности диалога
Для русского читателя он остается символом современной чешской литературы, несмотря на пометку «чешско-французский писатель». Милан Кундера, перешагнувший 1 апреля 2019 года 90-летний рубеж, стал известен в России благодаря переводам Нины Шульгиной, прежде всего, романов «Шутка» и «Невыносимая легкость бытия». В 1990-е имя Кундеры служило паролем принадлежности к клубу тех, кто разбирается в хорошей литературе.
О том, что Кундера – явление мирового уровня, Нина Шульгина поняла еще в те годы, когда сложно было даже помыслить о переводах произведений эмигранта, уехавшего из ЧССР. В 1992 году, когда «Невыносимую легкость» смогла опубликовать «Иностранка», текст был уже готов. Тогда же на российские экраны вышел американский фильм 1988 года по этому роману – отснять вторжение в Чехословакию советских танков на месте было невозможно, и роль Праги в ленте сыграл Лион.
«Бессмертие» (1994), «Вальс на прощание» (1999), «Смешные любови» (2001), «Книга смеха и забвения» (2003), «Жизнь не здесь» (2007) и «Неведение» (2007), уже с французского… Как вспоминала Нина Шульгина, скончавшаяся в 2017 году, работать с Кундерой было очень интересно, однако приходилось перепроверять каждое слово, каждую запятую: для автора, владеющего русским языком, любая перестановка абзаца или знака препинания становилось трагедией.
Метафора – опасная вещь. С метафорами шутки плохи. Даже из единственной метафоры может родиться любовь. «Невыносимая легкость бытия»
Впрочем, не менее внимательно Кундера относился и к появлению своих произведений на родине. Когда в 2008 году «Драматический клуб» в Праге готовил премьеру его пьесы «Промах», писатель говорил: «Для меня главное – быть уверенным, что тот, кто будет пьесу ставить, ничего не будет в ней менять».
Переводчица Кундеры: «Я искупаю грех моей страны»
«Кундеру я считаю вершиной всего того, что мне довелось переводить… Кундера – человек моего поколения. Он прекрасный переводчик Маяковского и сам начинал как поэт. Он мне близок по душевной расположенности, убеждениям, мне нравится его бескомпромиссность, образность, меня трогает все, что относится к его судьбе. Думаю, переводя его книги, я выполнила свой долг перед литературой, перед своей профессией, перед Чехией. Мне даже казалось, что я искупаю грех моей страны, обрушившей на маленькую Чехию в 1968-м тонны танков… В процессе работы над его книгами я много говорила с ним по телефону, много переписывалась, но лично познакомиться не довелось. Я проработала с ним бок о бок двадцать лет… Кундера, прежде всего, – музыкант, в его романах есть определенная мелодика», – рассказывала в 2008 году Нина Шульгина в интервью Елене Калашниковой.
С этой характеристикой согласна и многолетний друг Милана Кундеры, писатель и литературный критик Сильвия Рихтерова: «Я думаю, что Милан обладает глубоким духом, который несет опыт не только литературы, но также и рисования, живописи, музыки. Он дал миру много романов, выбрав этот путь своей жизненной миссией».
Следует отметить, что на родине отношение к уроженцу Брно и сегодня далеко не однозначно – его упрекают в заносчивости, в препятствиях, которые он чинил изданию своих книг, – чехам приходилось читать его произведения в русских переводах, поскольку чешских публикаций дождаться они не могли. «Любая человеческая жизнь весьма многозначна. Прошлое каждого из нас можно в равной мере преподать и как биографию почитаемого государственного деятеля, и как биографию преступника», – написал Кундера в 1969 году, когда ему исполнилось сорок.
Возвращение чехов и словаков в центр мировой истории
Противостояние Милана Кундеры советскому строю, его цензуре, его танкам, постепенно переросло в критику «русской цивилизационной модели» в целом – такой, какой ее видел писатель. Эта внутренняя полемика, то утихая, то вспыхивая вновь, проходит через всю его творческую биографию.
В 1968 году за Пражской весной последовало августовское вторжение войск Варшавского договора. В декабре 1968 г. появляется эссе Кундеры «Чешская доля» о крушении надежд Пражской весны и наступлении «заморозков из Кремля». Стремление создать «социализм без тайной полиции, со свободой слова – устного и письменного, с учетом общественного мнения», по мысли Кундеры, было «той попыткой, посредством которой чехи и словаки впервые с конца средневековья опять очутились в центре мировой истории и адресовали свой призыв миру». Вторжение в Чехословакию писатель назвал «возвращением сталинизма».
Эссе Кундеры вызвало на страницах не закрытых еще журналов полемику, которую повели чешские интеллектуалы, включая Вацлава Гавела. Ответ официальных властей, приступивших к внедрению «нормализации», не заставил себя ждать. Ему припомнили то, что он писал об СССР.
Опасность неосталинизма
«Это была не дискуссия, а плевки в адрес всего, что в прошлые годы служило краеугольными камнями нашей дружбы с Советским Союзом. В газете Literární Listy в начале августа 1968 года Милан Кундера написал: "Наши отношения с Советским Союзом никогда не были отношениями равного с равным, не стали они такими и сегодня, когда руководство нашей страны встало на ноги. Вы можете представить, чтобы наши руководители послали в Москву ноту, в которой бы выразили протест против советской судебной системы, жестоким судебным процессам в отношении интеллектуалов и студентов, опасности неосталинизма, утверждая, что это – не только внутреннее дело СССР, а дело всего коммунистического движения, которое поведение Советов дискредитирует?" Можно ли представить большую демагогию, нежели эта грубая атака на Советский Союз? Наверное, даже самые оголтелые буржуазные антисоветчики не позволили себе в последние годы опубликовать ничего подобного», – такие слова прозвучали в передаче Чехословацкого радио 26 октября 1969 года.
Похищение Центральной Европы
По окончании битвы все вокруг устраивают карательные экспедиции в прошлое, дабы в нем поохотиться на виновных.«Неведение»
Работать Кундера теперь мог только «в стол» и в 1975 году, получив приглашение из университета в Бретани, эмигрировал во Францию, где начал писать по-французски. К политической эссеистике Кундера вернулся в начале 1980-х в статье «Похищение Запада, или Трагедия Центральной Европы». «"Географическая Европа" (простертая от Атлантики до Урала) всегда делилась на две части, каждая из которых развивалась самостоятельно: одна была неразрывно связана с античным Римом и католической церковью, другая опиралась на Византию и православную церковь. После 1945 года граница между этими двумя Европами передвинулась на несколько сотен километров на запад, и однажды утром несколько наций, всегда причислявших себя к Западу, обнаружили, что теперь они находятся на Востоке. Как следствие, после войны ситуация по-разному сложилась в трех частях Европы: в Западной, в Восточной, и – наиболее остро – в той части, что географически находится в центре, и чья культура принадлежит Западу, а политический режим – Востоку».
Советский Союз писатель считает естественным продолжением Российской империи. «Оккупировав Чехословакию, Россия сделала все для того, чтобы уничтожить чешскую культуру... По существу, тоталитарная русская цивилизация - это радикальное отрицание современного Запада, созданного четыре столетия тому назад на заре Нового времени - эпохи, приоритетами которой были мыслящая, подвергающая все сомнению личность, и произведения искусства, выразившие уникальность этой личности. Русское нашествие перенесло Чехословакию в "посткультурную" эру, оголив ее и сделав беззащитной перед русской армией и вездесущим государственным телевидением».
Зимой 1985 года Милан Кундера опубликовал в The New York Times «Предисловие к вариации» – своей пьесе по мотивам «Жака-фаталиста» Дидье Дидро. Эссе основано на отказе писателя поставить в 1968 году на театральных подмостках Достоевского. «Я перечитал "Идиота" и понял, что, даже если бы мне пришлось голодать, я бы не смог выполнить эту работу. Мир Достоевского с его выходящими из берегов жестами, мутными глубинами и агрессивной сентиментальностью отталкивал меня... Мир, где чувства возводятся в ранг ценностей и истины».
Ностальгическая недостаточность – доказательство малой ценности былой жизни. «Неведение»
Неоконченная дуэль с Бродским
В полемику с ним вступил другой беглец из соцлагеря – будущий лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский в эссе «Почему Милан Кундера несправедлив к Достоевскому». «Милан Кундера вспоминает о Достоевском либо оттого, что его ощущение географии предопределяется его ощущением истории, либо оттого, что наличие этого писателя вызывает в нем чувство неуверенности в себе... Его представление о европейской цивилизации... несколько ограниченно и кособоко, если уж Достоевский в нее не вмешается и рассматривается как угроза для оной... Рано нам прощаться с западной культурой; рано даже в Праге, хотя бы из-за Яна Палаха, чешского студента, публично подвергшего себя самосожжению в январе 1969 года, протестуя против советской оккупации».
Милан Кундера не стал продолжать этот интересный диалог и ничего не ответил Иосифу Бродскому, которого упрекали в «имперскости». Сам русский поэт впоследствии высказывался о Кундере весьма жестко.
Остается напомнить, что, по свидетелству Льва Лосева, на вопрос, были ли в его жизни моменты, когда ему хотелось убежать из России, Бродский ответил: «Да, когда в 1968 году советские войска вторглись в Чехословакию. Мне тогда, помню, хотелось бежать куда глаза глядят. Прежде всего от стыда. От того, что я принадлежу к державе, которая такие дела творит. Потому что худо-бедно, но часть ответственности всегда падает на гражданина этой державы». На советские танки в Праге Бродский откликнулся стихами:
Генерал! Наши карты – дерьмо. Я пас.
Север вовсе не здесь, но в Полярном Круге.
И Экватор шире, чем ваш лампас.
Потому что фронт, генерал, на Юге.
На таком расстояньи любой приказ
превращается рацией в буги-вуги…
Генерал! Воевавший всегда как лев,
я оставляю пятно на флаге.
Генерал, даже карточный домик – хлев.
Я пишу вам рапорт, припадаю к фляге.
Для переживших великий блеф
жизнь оставляет клочок бумаги.
