Взгляд в дупло «Зуба времени»
Франтишек Скала – обладатель многих талантов. Скульптор, художник, иллюстратор детских книг, музыкант, танцор, ныряльщик за жемчугом, выстраивающий собственную действительность и иерархию ценностей, которой присуща поэтика неожиданных перевоплощений и ассоциаций. Хотите заглянуть в дупло «Зуба времени», покрытого золотой коронкой? В его доисторическом пространстве – детям придется встать на цыпочки, чтобы заглянуть в потайной глазок этого «зуба-древа», у костра греются наши предки.
Светящийся Tribal
В секции Tribal Скала показывает «красоту пластика», прозрачного материала сустамид. скульптор обтесывает его, как грубый камень «светящийся» итог представлен в отдельной секции. Прежде чем вы отправитесь на прогулку по отдельным «кабинетам», «музеям в музее», вам представляется возможность побывать в «Музеоне». Скала, как и известный чешский аниматор и художник Ян Шванкмайер, собирает редкости, и многие из из них действуют, начинают новую жизнь в необычных арт-объектах. В Чехии, к слову, есть скалофилы и шванкмайерфилы, как и те, кто находясь на противоположном полюсе своего восприятия, не позволят никакими коврижками «заманить» себя на достаточно редкие выставки этих художников.
Кабинет редкостей как удостоверение членства
Musaion воскрешает память о музейных коллекциях XIX века, не чуждавшихся курьезных экспонатов. В больших деревянных витринах выставлены такие ритуальные и исторические сокровища как ядовитые семена редких растений, «волосы» кактусов из Долины престарелых Valle de los Viejos, миска для приготовления «телепатина» аяуаски, отвара лианы из Боливии, минералы, осколки метеорита, найденные во время дальних странствий в западной части египетской пустыни, детская игрушка XIV века. Все эти раритеты являются чем-то вроде сертификата, подтверждающего членство Скалы в давно основанной им секретной организации «Будет конец света». Члены этого сообщества долгие годы радостно мистифицируют свое окружение, производя эффект, прямо противоположный смыслу мрачного названия сей ячейки.
Ария ныряльщика за жемчугом
Художник ответил на несколько вопросов «Радио Прага».
– Вы как-то прибегли к метафоре «поддаваясь обольщению морских огурцов ( необычных обитателей подводного мира), добывать жемчужные ракушки», – для прояснения чего?
«Ах, да, я был вынужден во время моей выставки в Нью-Йорке написать свой творческий стейтмент, то есть заявление. Ранее мне этого не приходилось делать. Сформулировать в двух предложениях свое кредо, чтобы галерист за несколько минут понял мои намерения. Я написал: «Погружаюсь на дно, будучи обольщен голосом морского огурца, и выплываю на поверхность, вынося жемчуг». Думаю, что это характеризует творческие устремления всей моей жизни и то обстоятельство, что результат творческого процесса непредсказуем и не обязательно связан непосредственно с источником вдохновения. Да, морские огурцы поют, и поют очень красиво».
Песнопений морских огурцов мы, увы, сейчас не услышим, зато нам споет сам Франтишек Скала. Исполнение импровизированной арии стало приятным сюрпризом для посетителей, пришедших на вернисаж.
Дома со сложенными крыльями
«Эти картины-конверты я по большей части воспринимаю как абстрактные, а не фигуративные работы. Я питаю слабость к конвертам как символу чего-то, что частично уже исчезает из нашей жизни, ведь с письмами мы встречаемся все реже. Однако в посланиях, которые они хранят, как и в самой форме конвертов проявляется некий архетип; в них угадывается сложенное в треугольник священное одеяние, мантия, четыре треугольника над прямоугольником. Эта тема меня волнует до сих пор и дарит мне радость чистого творчества. Видите, как отличаются эти конверты друг от друга?»
– Время от времени вы напоминаете, что на каждого из представителей и материалов царства живых организмов найдется свой хищник. Что, на ваш взгляд, наиболее угрожает вам самому как художнику и обществу в целом?
«Соприкасаясь с излюбленными мной архаическими культурами, я прихожу к выводу, что безудержно расширяющаяся цивилизация нивелирует искусство. Это мое ощущение. Я бы сказал, что обычно искусство, требующее особых объяснений, вообще меня не интересует. Я как художник предполагаю, что мои работы зрителю будут понятны и доступны. Мне в какой-то мере претит, что многие, например, переводят современное искусство в плоскость социологического исследования. Я же полагаю, что искусство не надо смешивать с социологией. Я люблю в искусстве то, что не требует каких-либо пояснений».
Посетитель выставки попадает на улочку или тропу, проложенную Скалой в Манеже, которая ведет к тематическим павильонам с разнородными экспозициями. Воспользуемся тем, что художник сам нам покажет к ним дорогу.
«Oтдельные павильоны для выставки созданы одним архитектором, что обеспечивает взаимное гармоничное соотношение пропорций. Между ними – небольшие площадки, на них установлены скульптуры довольно крупных размеров. В каждом павильоне, который является своего рода уменьшенной галереей, располагаются экспозиции моих работ, они отличаются по своему духу».
Отличаются, будучи одновременно узнаваемыми – в каждой из них представлена другая ипостась художника. Поэтому у каждого кабинета – свое название, но иное освещение: дневное, позволяющее, например, созерцать объекты на фоне Вальдштейнского сада, куда выходят окна галереи, с прогуливающимися там чудесными павлинами и мерцающей рябью озерца (Скала даже приобрел для выставки белых павлинов, но еще не успел дать им имена), приглушенное или вовсе интимно-торшерное. Оно встречает тех, кто оказался на пороге укромного уголка под названием Privat.
Не будите Кулера
– предлагает художник.
– Давайте, а каких размеров этот Кулер?
«Ну, по величине это существо сравнимо с крупным тюленем», – отвечает с улыбкой Франтишек Скала.
Когда о Скале отзываются как о мастере мистификации, он не торопится соглашаться. Возможно, потому, что то, что некоторые называют мистификацией, для него просто полноценная порция свежего воздуха. Он сохраняет жизнь разрозненных фрагментов, извлеченных из неведомых и бытовых завалов, устраивая их дружбу в арт-объекте. Это могут быть обыкновенные туфли или кошельки – к последним у Скалы особое сочувствие: «истрепанные, они никому не нужны». Художник доверчиво высвечивает для аудитории самые укромные уголки и скрытые расщелины свой планеты. Развязка какой драмы происходит на фоне интерьера скрипичного футляра, найденного им, скорее всего, на свалке?
